Я закончила второй класс, и за отличную учёбу мне купили компьютер. Это была мечта. Целый компьютер – мне. Ни у кого из друзей не было, а у меня огромный, новый, вкусно-пахнущий пластиком, и только мой!
Да-да, вкусно-пахнущий, потому что не может мечта пахнуть иначе.
Распаковывая коробку, я уже представляла свое идеальное лето.
В моих мечтах, как только родители будут закрывать за собой двери, уходя на работу, я буду нажимать на кнопку огромного серого процессора, слушать, как он начинает громко и мелодично трещать, а потом… играть, играть, играть.
Играть одна, играть вместе с подружками. Играть, пересматривая снова свой любимый фильм «Титаник», в котором такая сильная любовь-мечта.
Но моим планам не суждено было сбыться. 2 июня за завтраком мама сказала мне, что через несколько дней увезёт меня к бабушке, в забытую всеми и заброшенную многими деревню.
С этого села, недалеко от рудника, давно почти все съехали в новый поселок, ставший райцентром. Кроме нескольких домов, стоящих у искусственно-созданных гор, и пруда, превратившегося в болото, в деревне ничего не было: не то, что компьютера, но даже магазинов.
Я психовала, очень психовала, когда узнала о том, что еду к бабушке. Но психовала только в глубине души, потому что в моем детстве не принято было показывать, как ты «проживаешь эмоции». Никто не закатывал истерики родителям без повода, ведь за это могло и звонко прилететь по заду рукой… или прутом.
Но нет, нет-нет, я нисколько не жалуюсь на свое детство, потому что моего соседа Кольку вообще били шлангом от стиральной машины, и это был не насилие, это было воспитание тех лет.
В день отъезда маму срочно вызвали на работу, поэтому она не повезла меня до дома бабушки на машине, как это бывало два раза в год, когда мы навещали её на новый год и на её день рождения.
Мама, нервно посматривая по сторонам, везла меня на вокзал, там она посадила меня на электричку, строго взяв обещание, что я не буду болтать с чужими.
Меня посадили одну на электричку, да-да, тогда так было можно, а, может, и нет, я не помню.
Мне, восьмилетней, нужно было ехать целых 2 часа до станции «Разъезд 92», там, на перроне, меня должна была встретить бабуля. Нет, нет-нет, я нисколько не жалуюсь на маму и не обвиняю её в беспечности, это был не экстрим, не попустительство, а моё детство, потому что моего соседа Кольку, как няньку, вообще всегда пускали гулять только с младшим двухгодовалым братом, и это было воспитание тех лет.
Вернёмся всё же ко мне и моей поездке, разрушившей все мечты о построении своего “Sid city”.1
С собой в дорогу мама положила мне огурцы, хлеб с плавленым сыром и налила в маленькую стеклянную банку молока, сказав, чтобы рюкзак свой несла осторожно, а то можно разбить. Так оно и случилось. Я аккуратно поднялась по узким ступеням вагона, держась за нагретые на солнце тёплые поручни, высмотрела из тамбура свободное местечко, уф, задача сесть была уже почти решена. И, когда я ставила рюкзак на деревянную скамью в вагоне электрички, ударила его об стенку. Послышался хруст стекла, и мокрое липкое пятно стало растекаться по сине-красной ткани.
Начало поездки явно показывало, что ничего хорошего со мной этим летом уже не случится. Я заплакала навзрыд, но при этом напомнила самой себе строго, что нельзя быть капризной плаксой. От этого отвернулась лицом к окну и стала усиленно моргать, чтобы остановить слёзы.
На скамье напротив сидел какой-то дедок лет 60 с женой, они стали успокаивать меня, говоря, что все это мелочи.
Сначала я не поворачивала голову в их сторону, потому что разговаривать с незнакомцами мне было нельзя по наказу матери, но дедуля не унимался:
– Тебя как зовут, внучка? – мне было дико, что кто-то посторонний назвал меня так, и я решила-таки ответить.
– Женя.
Тут бабушка заулыбалась и сказала мне:
– Так ты моя тезка, меня тоже зовут Евгения, – затем она добавила. – А ты знаешь, что наше с тобой имя переводится с древнегреческого как «благородная»? Поэтому давай не плакать, а будем есть пирожки вместе. И не просто есть, а благородно. Ты так умеешь?
Я развесила рот от удивления и отрицательно помахала головой, дескать, нет, не знаю, как это.
Бабушка Евгения широко улыбнулась и пообещала показать, как это делается. Она достала из сумки нежно-голубое полотенце в мелкие розовые цветочки, развернула его, под ним оказалось ещё одно – желтое в красный квадрат, а уже под ним – румяные ароматные пирожки.
– Коля, – обратилась моя тезка к деду, назвав также, как моего друга-соседа, – Чего смотришь!? Газетку подстели, я на неё пироги переложу, мы сейчас будем благородно есть.
После этих слов седовласая бабуля с шишкой на голове заправила полотенце углом за ворот своей вишневой кофты и протянула мне второе:
– Давай также же делай, чтобы не замарать одежду.
– Это и называется есть «благородно»?
– Нет, – послышался ответ. – Смотри, откусываешь пирожок, медленно жуешь, чтобы не было щек, как у надутого хомяка, а после каждого укуса. После каждого, это важно, берёшь за краешек полотенца и вытираешь им уголки губ. Ну, начали?
Мне протянули пирожок, и я с радостью откусила, он был с грибным паштетом внутри.
– Нравится? – «неблагородно» жуя, с набитым ртом спросил дед Коля.
Я тщательно прожевала, проглотила, вытерла уголки губ и ответила:
– Очень. Я вообще готова за грибы и плавленый сыр хоть что сделать.
– Ого! – рассмеялась баба Евгения. – А твердый любишь? Такой, кусками продаётся.
– Не, он горький или кислый. Фигня. – я болтала ногами, жуя благородно пироги, уже полностью забыв про оказию с разбитой банкой.
Так, незаметно за разговорами, электричка подъехала к нужной мне станции.
Бабуля суетливо бегала по перрону, высматривая, когда появлюсь я. Она начала без конца махать рукой, увидев меня, будто боялась, что её, в ярко-зеленой кофте, я не замечу.
Дед Коля помог мне спустить рюкзак, на котором ещё виднелось мокрое пятно от разбитой банки, и залез обратно, они ехали до конечной.
– Это кто такой был? – спросила меня с ходу бабуля, даже не поздоровавшись.
– Дедушка один, мы сидели вместе. Они меня с бабой Катей пирогами угощали. Вкусными.
– Вкусными? —переспросила моя бабуля нарочито удивлено. – Ты мои просто давно не ела. Ишь ты, вкусные!
