Таинственный и непонятный пролог
Стоял тихий летний день. Пахло хвоей и свежестью начала лета. В малиннике перекликались ранние ягодницы. Во дворах мычали коровы и кукарекали петухи. На крышах сараев радостно чирикали воробьи Спокойную жизнь Старого Села ничто не нарушало.
На опушке Старого Леса появились три низкорослых и коренастых карлика, закутанных в черные мантии. Карлики осторожно огляделись по сторонам. Слева виднелась глубокая и узкая канава. Карлики скатились на дно.
– Прошло ровно тысячу лет с той поры, как мы завладели Этим! Скоро наступит Последний из отпущенных нам Дней. Потому Ложа Бессмертных приняла эдикт выпустить Великое Зло, – объявил Первый карлик. – Если мы не сумеем за это время отыскать ключ к Этому, то превратимся в обычных смертных.
– Ладон1, вдруг люди поймут, чем они владеют? – робко возразил Второй карлик.
– А что, если они раньше нас отыщут Заговор ото Зла? – поддержал Третий карлик.
– Значит будем неотступно следить за каждым их шагом и всячески помогать в поисках, – свирепо рыкнул Первый карлик. – Затем заставим отдать все нам.
Второй и Третий угодливо закивали головами.
– Итак, начинаем операцию «Пандора», – произнес Первый карлик. – Сети расставлены, жертвы выбраны, объект действует под нашим контролем. Распределим роли.
– Я пойду к людям, – вызвался Второй карлик. – Меня они точно не заподозрят. Буду следить за каждым их шагом.
– Я буду на подстраховке, – объявил Третий карлик. – Как только объект отыщет то, что нам нужно, я отниму. Я быстро бегаю, – похвастал он.
– Чтобы наш план сработал наверняка, сделаем вот что, – Первый карлик пригнул к себе головы Второго и Третьего и яростно зашептал им что-то прямо в уши. Причем уши тех удивительнейшим образом вытянулись, намертво прилипнув к дыркам в черепе у Первого. Потому что лица у того не было. И глаз не было, и рта. Просто из пустой глазницы сканировал узкий красный луч.
Закончив совещание, Три карлика осторожно выглянули из канавы. На опушке, по-прежнему, никого не было. Карлики разбежались в разные стороны. Третий, пригнувшись, скрылся в лесу. Второй рысцой побежал по направлению к реке. Первый решительно зашагал по дороге в село.
«Три дня… Три дня…» – шелестело в высокой траве.
«Чик-чирик! Черти-черти!», – отчаянно чирикали в небе воробьи.
«Гномы?! Глюк, наверное», – удивилась девочка Лера, поедая в малиннике сладкие ягоды.
«Где тень?» – нахмурилось солнышко и боязливо спряталось за тучку.
Но все скоро забыли об увиденном. А зря!
За тысячу лет до катастрофы. Гибель древнего племени
У излучины реки Смородиновой, на плоской возвышенности раскинулось Городище. Некогда на месте Городища шумел дремучий лес. Доходил он до самых отрогов невысокой горы c плоской вершиной, утопающей в тумане. Рядом шумела быстрая река. Деревья заслоняли солнечные лучи, и от этого воды казались чернее земли.
Пришли однажды в эти места высокие сильные люди со светлыми глазами. Дружно приступили к работе. Освободили от леса небольшой участок земли, построили первые жилища. Назвали себя северянами, то есть живущими на самом севере земли славянской.
Из года в год люди отвоевали у леса участок за участком для пашни. Делали это так. Зимой подсекали деревья, а весной, когда деревья высыхали, их поджигали, и все, – поле готово. Правда, ненадолго. Лет через пять снова приходилось идти в зимний лес. А тот, самый первый, в котором некогда столетние дубы-исполины подпирали небо, зарос молодыми зелеными перелесками. И стал он называться Старым Лесом. Затем и сосны на берегу вырубили – на постройки. Засеяли поля зерном и репой, берега засадили пахучими смородиновыми кустами. Оттого Река теперь прозвалась Смородиновой…
На ее берегу, под высокой горой, северяне вырыли новые землянки. Так появилось Городище. А гору прозвали Белой, потому что до самой макушки заросла необычными соснами со светлыми иголками. Окружили Городище глубокой ямой, земляной насыпью, густым частоколом – изгородью. Частокол получился очень крепким и вот уже много лет и зим охранял людей от диких зверей и непрошенных врагов. Так было всегда.
В это лето жизнь текла как обычно. Также выходили на песчаные поля хлебопашцы. Так же пасли скот и ловили рыбу в бурных водах Смородиновой Реки. Так же собирали грибы и ягоды в Старом Лесу, чтобы было на зиму пропитание. Юноши под присмотром опытных воинов учились стрелять из лука. Женщины в землянках готовили обед для своих мужчин. Дети бегали и шумели на детинце.
Казалось, жизнь идет, как и раньше. Но не так было теперь. Спрятанная тревога как будто разлилась в воздухе. Причиной тому был глухой звук от взрыва, где-то там, в самой гуще Старого Леса.
…Над Городищем спустилась темная летняя ночь. Густой лучезарной синевой светилось небо. До утра было недалеко. Еще мерцали и переливались теплые летние звезды, еще лунно светились от росы травы и деревья, и блеск светлеющего неба робко забирался на гребень городищенского вала.
Но поднялось огромное черное облако над Городищем. Люди крепко спали и не ведали, что этот черный дым, тающий вдали, – знак опасности, весть о том, что надвигается ВЕЛИКОЕ ЗЛО. И никто, кроме знахаря Пересвета, не слышал, как огромная невидимая армия тихо и скрытно подобралась к Городищу. Шли молча мерной поступью, какой ходят Зло, Смерть и Война. Затихшая и торжественная Белая Гора словно прислушивалась к чужим звукам.
Вдруг неясная тревога – порывистый ветер пронесся по крышам землянок. Накренились на Белой Горе верхушки сосен, зашумела внизу черная гладь Реки. Послышались крики:
– Люди, спасайтесь, на нас идет Великое Зло.
Плотная масса уже копошилась в детинце. В Городище, где только что бродили веселые духи и добрые сны, послышались крики ужаса и отчаяния. Мерзкие извивающиеся твари расползались по селению, заползали в землянки, впивались в кожу спящих людей и животных. Раздавались вопли ярости и боли, и скоро все живые существа были облеплены маленькими червями.
Бежали мужчины, женщины, старики бежали, дети, пытались прорваться к Старому Лесу, но кольцо нечисти уже сомкнулось вокруг Городища…
В ужасе понеслись жители к храму, под защиту древних идолов. Нельзя убить человека в храме и нарушить непреложный закон древней земли. Жрецы встали у жертвенника. Вскоре перед грубо отесанной статуей языческого бога, почерневшей от времени, задымились пшеничные зерна и ветки яблони. Тихо стояла толпа. Только слышались голоса жрецов, просивших богов о милости.
