Нарядная – в искристом синем платье и золотистых локонах – Юля на экране всплеснула розовыми крылышками чистых ладошек и задушевно-напевно сказала:
– Ой, а я летаю во сне! Но не очень хорошо, часто падаю… Я раньше лучше летала! – Потом экранная Юля вздохнула и после паузы добавила: – Но раньше я меньше весила, не восемьдесят пять кило…
Зрители грохнули смехом и принялись толкать друг друга локтями, отчего по рядам студийного амфитеатра побежала волна. Тетки-ведущие прослезились, жених ухмыльнулся, а затрапезная – в линялых лосинах и растянутом свитере с катышками – реальная Юля рядом со мной на диване улыбнулась светло и тепло, как весеннее солнышко.
– Юля, – сказала я ей по-матерински ласково. – Нельзя же быть такой идиоткой!
– Почему нельзя? – удивилась Юля, отворачиваясь от экрана, чтобы заглянуть мне в глаза.
Для этого ей пришлось перекоситься и сгорбиться.
Юля на две головы выше меня и почти вдвое тяжелее. Бок о бок мы с ней смотримся как моська и…
Нет, нет, ни в коем случае не слон!
Я крайне далека от того, чтобы критиковать внешность подружки. Нет у меня на это никакого морального права – сама далеко не Венера Милосская!
Моя Юля вовсе не толстая, она просто большая.
Мы с ней как карликовый пинчер и сенбернар. Обе красивые, только по-разному, а еще умные и верные.
Я так думаю.
Вообще-то нам некому хранить верность: у нас с Юлей на двоих ноль целых пять десятых кавалеров.
За половинку я посчитала Гавриила Иосифовича, у которого мы снимаем комнату. Он уделяет нам с Юлей немало внимания. Говорит, что мы похожи на его внучку Лею.
Я никогда не видела эту Лею и не представляю, как она выглядит, если похожа на меня и на Юлю одновременно. Это должно быть какое-то фундаментальное сходство. Думаю, у Леи две руки, две ноги и одна голова. Детализация невозможна из-за кардинальных расхождений в нашем с Юлей экстерьере.
У Юли сорок первый размер обуви, у меня тридцать седьмой. У нее веснушки на носу, у меня родинка на щеке. Юля белокожая, румяная, с длинной русой косой и пышной грудью, а я смуглая, с коротким черным «ежиком» на голове и поролоновыми вставками в лифчике.
Боюсь представить, что за бюст у Леи – одна грудь пятого номера, а вторая нулевого?!
Я с удовольствием вообразила себе разногрудую, разноногую и разноглазую гибридную внучку Гавриила Иосифовича и тоже ухмыльнулась.
Зрители на экране очень кстати захохотали дружным смехом из прошлого века.
А вы знаете, что на телевидении до сих пор используют стародавние записи смеха людей, которые жили пятьдесят лет назад и теперь уже умерли? По-моему, это просто жутко – веселиться вместе с хором покойников.
– Почему, Поль? Почему нельзя быть такой идиоткой? – пытливо повторила Юля, явно ожидая от меня четкого, ясного и аргументированного ответа.
Из серии «нельзя курить, потому что одна капля никотина убивает лошадь».
Я замялась, не зная, что сказать. Нельзя быть такой идиоткой, потому что тебя замуж не возьмут? Это слишком жестокая правда.
Но Юле отчего-то приспичило прямо сейчас поговорить об идиотках (то бишь о нас с ней), и она спросила по-другому:
– А какой можно?
– Такой, наверное!
Я сердито указала подбородком на глянцевую блондинку.
Подбородок у меня острый, а блондинкины выпуклости все надувные, силиконовые, так что при реальном контакте я могла бы ее продырявить с громким звуком. Но блондинка удобно устроилась на диване в телестудии, по ту сторону экрана, так что с моей стороны ей ничего не грозило.
Жених же уставился на блондинкины выпуклости с таким видом, как будто приготовился впиться в сладкий кусочек.
Будь я этой самой блондинкой, я уже достала бы из сумочки перцовый спрей – прекрасный отпугиватель начинающих сексуальных маньяков.
– Будь я такой блондинкой… – мечтательно протянула Юля, и я с интересом приподняла одну бровь.
Считается, что у дураков мысли сходятся. Если бы Юля тоже упомянула спрей или маньяка, я бы окончательно постановила считать нас с ней идиотками.
Но Юля сказала другое:
– Будь я такой блондинкой, я бы носила только голубое и розовое, как куколка. И иногда кремовое. И еще кипенно-белое, с кружавчиками, ленточками и стразами!
– Тебе нравятся пастельные наряды с кружевами и блестками?!
Я очень удивилась, потому что никогда не видела Юлю ни в чем подобном.
Если бы видела – не забыла бы.
Юля в пышном розовом была бы похожа на куклу из тех, что продаются в интерьерных лавках вместе со стегаными одеялами и прихватками для горячего и ласково называются «Баба на чайник». В Юлином варианте была бы укрупненная версия «Супербаба на семиведерный самовар».
– Нравятся, но на расстоянии, – честно ответила мне подруга. – Когда я стою по одну сторону витрины, а манекен в кружевах – по другую. Мне самой эти пастельные тона не идут, я в них похожа на свадебный торт на сто персон.
Я хмыкнула.
Голос Юли прозвучал без прискорбия. Она не сетовала, просто констатировала факт.
Вот еще одно, что сильно отличает меня от Юли: она совершенно не комплексует по поводу своей внешности!
Я снова посмотрела на экран.
Глянцевая блондинка переместилась с дивана на подиум и, покачиваясь, как березка на ветру, исполняла для публики в зале и многотысячной аудитории телезрителей трогательную детскую песенку со словами: «Села птичка на ветку! Ля-ля-ля, ля-ля-ля! Хочет птичка конфетку! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!»
Простенький вокал и незатейливые слова вонзались в мозг, как гвозди, – намертво. Если бы я не знала, что авторы произведения – уважаемые Давид Тухманов и Юрий Энтин, решила бы, что это черное колдовское заклинание для создания зомби.
Потенциальный жених, уже весь насквозь зомбированный, маниакально блестя очками, нервно ерзал на диване и облизывался. Аналогия с птичкой, вожделеющей сладенького, прослеживалась с легкостью.
– А сейчас смотри, смотри, что будет!
Юля резко подалась к экрану, и розовые меховые кролики на ее тапках возбужденно затряслись.
Юля смотрела это шоу уже во второй раз. Даже в третий, если считать непосредственное присутствие в студии во время записи телепередачи. Вообще-то я там тоже была, но получила так много неприятных впечатлений, что премьерный выход программы на голубые экраны страны нарочно пропустила.
Я вспомнила, что будет дальше, и зажмурилась. Потом устыдилась своего малодушия и открыла один глаз.
На экране жених определился с выбором и заторопился, простирая руки, к детке-конфетке. К сожалению, на пути пылкого влюбленного оказалась отверженная Юля. Вернее, Юлина нога. Весьма мясистая, скажем прямо, клюшка сорок нехилого размера, водруженная на колено второй такой же и игриво покачивающаяся.
