Бумажный кораблик быстро скользил по холодной талой воде, затем, развернувшись поперек течения, остановился. Был один из ярких мартовских дней 197… года. Ледяное ложе ручья влажно блестело в лучах полуденного солнца. Капли воды неслышно, медленно спадали с черных веток сирени. Осторожно, с хрустом ступая по заледеневшему снегу, огибая проталины, я подошел к ручью, березовым прутиком подтолкнул застрявшее судно. Увлеченное быстрой водой, оно исчезло под сугробом серого зернистого снега. Проводив его взглядом, я поднял глаза и посмотрел на юго-восток. Там, в нескольких километрах, за железной дорогой, за черным весенним лесом, тихо несла свои воды река. Я подумал: «Жаль, что ручей не достает до Оки. Оттуда кораблик мог бы доплыть до Волги, затем, по Волго-Донскому каналу до Азовского, Черного и Средиземного морей, а там уже Гибралтарский пролив и рукой подать до Атлантики».
[…]
Годом раньше, во время летних каникул, в мои руки попал школьный учебник физики одной из моих старших сестер. Листая его, я обратил внимание на раздел, посвященный четырехтактному двигателю внутреннего сгорания. Последний произвел на меня завораживающее впечатление. Мои познания в технике были в то время невелики: пытаясь в чем-то разобраться, я обратился к старшим. Мне указали на «Детскую» и «Малую Советскую» энциклопедии из нашей домашней библиотеки. Разобравшись с автомобильным двигателем, я стал читать все подряд: журналы «Здоровье», «Курьер ЮНЕСКО», «Наука и жизнь», «Огонек», «Работница», «Техника – молодежи», «Юный натуралист», польский журнал «Kobieta» («Женщина»). Читал жадно, поначалу бессистемно, много. Со временем сюда добавились «Журнал Московской Патриархии», трактаты Аристотеля, комментарии к диалогам Платона, академические исследования по античности, исторические романы Антея Ладинского и Семена Скляренко. Сделав домашнее задание, я спешил к любимым книгам по химии, физике полупроводников, тюркологии, истории Древнего мира, Средневековья, путешествиям. Живой интерес у меня вызывали производство булатной стали, финифти и фарфора, земледелие, радиодело, пиротехника. «Слово о полку Игореве» и «Повесть временных лет» были перечитаны не один раз. В «Слове о полку Игореве», например, меня очаровали «ножи засапожные» и то, как автор сравнивал скрип половецких кибиток с лебединым криком. По рисункам из средневековых хроник я собрал макет половецкой повозки с загнутым вперед «хоботом» дымохода. На диски колес пошел ствол распиленной поперек рождественской елки, оглобли были сделаны из сосновых палочек, каркас крыши – из гибких прутиков ивы, вместо войлока обтянутых белым ситцем. Детали соединялись гвоздиками и поливинилацетатным клеем. Тогда же была приобретена привычка ведения записей в блокнотах, где нашлось место половецким и печенежским ханам, электрическим схемам, чертежам кумулятивных снарядов, рецептам взрывчатых смесей. В другой раз я загорелся идеей создания лазера на основе синтетического рубина. По детской наивности я полагал, что рубиновый стержень можно изготовить без специального оборудования, в кустарных условиях, простым сплавлением железной окалины и алюминиевой пудры. Полученную таким образом окись алюминия я собирался окрасить в розовый цвет солями хрома из абразивной пасты ГОИ, запалом термитной смеси должна была стать магниевая проволока.
Привычка чрезмерного, на пределе человеческих возможностей, умственного труда сохранилась у меня на протяжении всего последующего времени. В армии, во время караульной службы, я, в нарушение устава, проносил на боевой пост сборник рассказов Борхеса и учебники военных академий. В Минской Духовной Семинарии я не давал себе покоя даже на клиросе, урывками читая во время пауз в церковном пении. Как правило, это было Священное Писание на латыни, греческом или английском, иногда – англоязычный требник издания Антиохийского Патриархата. Регент, игумен Петр (Бирюков), поначалу раздраженно на меня косился, потом махнул рукой:
– Ладно, если это не в ущерб пению, читай!
Во время многочисленных поездок с семинарским хором по приходам Новогрудской епархии я занимался тем же. Устроившись поудобнее на сиденье микроавтобуса, я открывал блокнот и заучивал тексты английских и латинских молитв: Dignum est (Достойно есть), The eyes of all look to You, O, Lord (Очи всех на Тя уповают), Look down from heaven, O, God (Призри с небесе, Боже). На протяжении многих лет моими настольными книгами были сборники научных трудов Тартуского государственного университета (Эстония), один из которых я заказал по почте, будучи еще военнослужащим срочной службы.
Минская Духовная семинария
Связи моих родителей с Минском имеют достаточно давнюю историю. В 50-х годах прошлого столетия в Орле поселилась монахиня Ювеналия (Гракович), бывшая в свое время келейницей архиепископа Минского и Белорусского Мелхиседека (Паевского) (годы жизни 1879—1931). Об обстоятельствах ее появления в Центральной России мне ничего не известно. Допускаю, что она оказалась одной из тех, кто покинул Белоруссию на волне массовых преследований Церкви, организованных первым секретарем ЦК КПБ П. М. Машеровым.
Жила монахиня Ювеналия в тихом переулке неподалеку от Ахтырского Кафедрального собора, где, на протяжении нескольких десятилетий, трудилась старшей алтарницей. Будучи подростком, я, в сопровождении отца, часто бывал в ее небольшом ветхом доме. Отец, протодиакон Стефан, как трудолюбивый, мастеровитый человек, часто помогал ей с ремонтом. В гостиной, где обычно проходили наши беседы, было много старинных золоченых икон, фотографий священников и монахинь. За давностью лет лица ее не помню. Была она небольшого роста, ходила согнувшись, в черном подряснике. Пользовалась большим уважением тогдашних орловских Преосвященных – архиепископа Иеронима (Захарова) (годы служения на Орловской кафедре – 1956—62), митрополита Антония (Кротевича) (1962—63), митрополита Палладия (Шерстенникова) (1963—1976), архиепископа Глеба (Смирнова) (1976—88). Время от времени ее навещали гости из Белоруссии – гомельский протоиерей Петр Повный с сыновьями и сотрудница Минского епархиального управления Тамара Владимировна Станкевич. Последняя, дальняя родственница монахини Ювеналии, иногда появлялась в Орле с братом – Александром. В один из таких визитов, осенью 1988 года, Т.В.Станкевич остановилась у нас переночевать.
Был конец недели. Я вернулся домой на выходные из Новосиля, небольшого городка на востоке Орловской области, где находился в служебной командировке. Темнело. Погода стояла сумеречная, прохладная. Под ногами мягко шелестели желтые листья. Отворив дверь, увидел, в окружении своих родственников, незнакомку лет сорока. Оказалась, что это Тамара Станкевич, заведующая канцелярией Белорусской Экзархии, о которой мне прежде рассказывала сестра. Застольная беседа, к которой я присоединился, показалась мне весьма интересной. По сути, эта была не беседа даже, а увлекательный монолог хорошо информированного человека, который не один год проработал в епархиальном управлении двухмиллионного столичного города. Непосредственным руководителем Т.В.Станкевич был митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев), который по совместительству возглавлял Отдел внешних церковных сношений и входил в состав Священного Синода. За время его руководства Белорусской Церковью Минское епархиальное управление фактически стало филиалом ОВЦС. Там часто гостили иностранные христианские делегации, в том числе самого высокого уровня – до предстоятелей Поместных Православных Церквей. В Свято-Духовом Кафедральном соборе Минска регулярно совершались хиротонии епископов для заграничных епархий Русской Православной Церкви. Белорусское духовенство пользовалось преимуществом при заполнении вакансий на русскоязычных зарубежных приходах в Западной Европе, Канаде и США.