12 июня 2012 г., Эстония, Тарту
Бельгийский профессор истории и психологии Герберт Маттис на рекламном плакате выглядел словно голливудская кинозвезда: белоснежная улыбка, чуть припыленные сединой виски, прямой нос, ямочка на подбородке и выразительные карие глаза. За месяц непрерывной слежки Линчеватель успел познакомиться с его второй, тщательно скрываемой от окружения, натурой: жестокой, беспощадной, злобной. Свое истинное лицо профессор не рискнул бы показать ни красавице жене, ни двум сыновьям-подросткам, а вот хрупкие миловидные блондинки с голубыми глазами частенько удостаивались чести. Правда, после свидания с профессором они бесследно исчезали. Последней жертвой Маттиса стала восемнадцатилетняя студентка Массачусетского университета. На второй день после его лекции о самосуде, когда сам профессор летел над океаном, волонтеры расклеивали по студенческому городку ее портрет с красноречивым вопросом: «Вы меня видели?»
В колонном зале университета Тарту студенты с шумом заполняли свободные места. Белый рояль был накрыт зеленым сукном, на котором на время лекции разместились проектор, коробка со слайдами и музыкальный центр. Кто-то из студентов закрыл входную дверь. Через минуту по всему залу зазвучал женский глубокий голос. Свет начал гаснуть, студенты затихли. Из проектора вырвался пучок света, на стене замелькали слова песни, переведенные на разные языки. Линч сразу узнал голос американской певицы по ее расслабленно-ленивой манере исполнения – Билли Холидей.
Южные деревья принесли неизвестные плоды,
Кровь на листве и кровь на корнях,
Черное тело раскачивается на южном ветру,
Неизвестный фрукт повешен на тополе.
Чудесный южный пейзаж.
Выпученные глаза и изуродованный рот,
Аромат магнолий, сладкий и свежий,
Потом внезапный запах горящей плоти.
Этот фрукт для вороньих клювов,
Для дождя, чтобы поливать,
Для ветра, чтобы иссушать,
Для солнца, чтобы разлагать,
Для деревьев, чтобы выжать его до капли.
Это странный и жестокий урожай.
– Песню «Странные плоды» в 1999 году журнал «Тайм» назвал Песней столетия. Она была написана евреем-коммунистом, исполнялась негритянкой-наркоманкой, а слушала ее вся Америка… – разлетелся по актовому залу бархатистый баритон.
В центре зала, словно призрак, возник профессор Маттис. Его руки были спрятаны в карманах брюк. Он плавно раскачивался с пятки на носок и обратно.
– Эту песню я называю «Гимном самосуда», процветавшего в Америке весь девятнадцатый и первую половину двадцатого века. За это время в США линчевали свыше трех с половиной тысячи негров и тысячу триста белых преступников. Не думаю, что среди них все были таковыми.
– Это некорректное выражение, профессор, нужно говорить «афроамериканцы».
Профессор сделал вид, что не расслышал замечание студентки, и продолжил лекцию.
– Виновного обычно били толпой, затем вешали, реже сжигали, фотографировались на фоне трупов, а потом рассылали в виде почтовых открыток. Вот такая своеобразная демократия.
На экране замелькали фотографии, на каждой примерно одинаковый сюжет: в фокусе повешенный или сожженный, а вокруг него разгоряченная, а порой и жизнерадостная толпа. В зале стояла такая тишина, что Линчевателю было слышно прерывистое и сиплое дыхание профессора.
– Вы видите одну из таких открыток, на ней казнь Лайге Дэниелса. Представьте, что такую открытку с наилучшими пожеланиями вам прислал кузен на Рождество.
По залу нарастающей волной пронеслись язвительные комментарии.
– Да, вы правы. Мы в современной Европе, но подобное варварство у нас тоже случалось, хотя редко, эпизоды можно пересчитать по пальцам, – рука профессора взметнулась в сторону пучка света, в котором уже мелькнула следующая фотография. – Это Техас. 1920 год. В этом штате, как и во многих других, линчевание процветало. На этой открытке некий Джо написал своей матери: «Это барбекю, которое у нас было вчера ночью. Я слева у столба с крестом. Твой сын Джо». Его мать, наверное, им гордилась, хотя не помнила, как он выглядит. – Профессор хохотнул. – А иначе зачем он указал свое место на снимке?
В зале послышались короткие смешки. Профессор прошел совсем близко, оставив после себя шлейф из смеси запахов. Линч разделил их на составляющие: туалетная вода Hugo Boss, аэрозоль для обуви Salamander, кондиционер для белья и земляничный спрей для полости рта. Мрачная маска, намертво приклеенная на лицо Линчевателя, на мгновение дрогнула, а посетившая его мысль заставила от томления прикрыть глаза. Как же это одновременно символично и прозаично: профессор, читающий лекцию о самосуде, будет убит без суда и следствия. Ирония жизни!
Когда воцарившаяся в актовом зале тишина позволила профессору продолжить лекцию, на экране появилась новая фотография.
– А это Флорида. 1935 год. Курортный городок. Как видите, при линчевании присутствуют малолетние дети. – Профессор усмехнулся и развел руки в стороны. – Практически семейное мероприятие.
Смена слайдов, и профессор продолжил:
– Эта фотография облетела весь мир. Штат Индиана. 1930 год. Толпа из двух тысяч человек отбила у полиции двух обвиняемых в убийстве и изнасиловании негров. Ах, простите, афроамериканцев. Кстати, а как нам называть тех, кто заполонил Европу и волшебным образом обзавелся гражданством? Евроафриканцы? Еврочернокожие? – Профессор посмотрел в сторону сделавшей ему замечание студентки и хохотнул. Не дожидаясь ее ответа, ткнул пальцем в сторону проектора и с нарастающей истерией продолжил: – На дереве висят только что повешенные Томас Шипп и Абрам Смит – странные плоды, о которых нам только что пела Холлидей, а вокруг них так называемые добропорядочные представители гражданского общества.
Профессор еще долго комментировал снимки, которые могли посоревноваться между собой в жестокости и бессердечии. Линч на экран не смотрел, он знал каждую из показанных фотографий и мог подробнее профессора рассказать о любом из этих случаев.
Щелкнул выключатель, многоуровневые люстры из латуни осветили актовый зал пятью десятком лампочек. У белого рояля, как после гениально исполненного музыкального произведения, стоял Маттис. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке, а голова то и дело склонялась в еле заметном кивке, принимая восторженные отклики и щедрые аплодисменты студентов.
Хрупкая голубоглазая блондинка выключила проектор и собрала показанные на лекции слайды в металлическую коробку. Покидая Эстонию, Линч увез ту самую коробку в качестве сувенира. На крышке красным маркером был выведен порядковый номер – «30».
†††
19 июня 2012 г., Москва
Полина Сергеевна пыталась заполнить пустоту неловких пауз темами из телевизионных новостей, но напряжение, словно скоростной поезд, нарастало, а зловещая мимика гостя приводила в ужас. Встречалась она с коллегой дочери не впервые, но так и не привыкла к его невралгии. Каждый раз, смотря в искаженное очередной гримасой лицо Бирка, она испытывала ощущение, что говорит не с человеком, а с биороботом, у которого сбилась программа, из-за чего он не может понять, когда ему нужно сопереживать и удивляться, а когда злиться.
