Дай им цену, за которую любили,
Чтоб за ту же и оплакивали цену.
(И. Бродский)
Кошки страны Офир
Наш город находится на самом краю могущественной и богатой страны Офир, на берегу Красного моря. Отсюда отплывают во все концы мира суда, груженые сандаловым деревом, золотом и драгоценными камнями. Сюда приплывают со всех концов мира суда, полные пряностей, пшеницы, тонкого виссона и бесценного пурпура. Город наш так велик и так известен в стране Офир, что, хотя он и имеет собственное гордое название, все уже давно зовут его просто Город.
Он вечно полон богатых купцов, подгулявших матросов, удачливых ремесленников и праздношатающихся гуляк. Это город мужчин, которым деньги жгут руки. Здесь раздолье таким, как я. А кто я такая? Я – шлюха из квартала Цветов, проживающая в одном из самых модных и роскошных домов – в заведении матушки Ним. Здесь – не сочтите это за рекламу – исполнят любой ваш каприз, самый изощренный, и от нас уходят довольными даже взыскательные ассирийцы. Не верите? У меня в запасе есть немало историй, чтобы убедить вас в моей правоте.
Да вот возьмем хоть недавний случай с гиперборейцами. Собственно, они не были жителями этой далекой ужасающей страны, они просто были купцами, одними из немногих, побывавших в легендарной Гиперборее, стране, которая так холодна, что каждый год покрывается льдом на расстояние, равное однодневному переходу сильного мужчины, и так велика, что до сих пор еще не заледенела полностью. Купцы пробыли там достаточно, чтобы закупить полные трюмы драгоценных мехов – песца, соболя и куницы, достаточно, чтобы заледенели их руки и ноги, их тела и сердца. Только разумом еще помнили они, что когда-то были теплыми. Они достигли берегов стран Офир, высадились в Городе и пошли по его улицам, распространяя волны ужаса и холода. Они пришли в квартал Цветов, заходили в разные дома, богатые и бедные, роскошные и жалкие, и требовали себе девок. Они не развлекались с ними, а просто ложились, стараясь вновь обрести тепло от женских горячих тел. Но все было напрасно. Поутру купцы уходили, а выбранные ими девки оставались лежать в своих постелях недвижимо, и иней сверкал на их черных ресницах.
Матушка Ним очень забеспокоилась. Если гиперборейские купцы заявятся в наше заведение, как она сможет им отказать? У них большие кошельки, тяжелые кулаки и гневливые характеры.
– Они разорят меня! – вздыхала матушка Ним, – Если я предоставлю им желаемое, они заморозят моих лучших девушек, а если я откажу им, они разнесут заведение вдребезги. Ой, они разорят меня!
Все девки собрались в большой зале внизу, смотрели на воющую матушку Ним, и рыдали в голос. Никому из них не хотелось провести ночь с купцами из Гипербореи, чтобы на утро оказаться ледяной куклой в собственной постели. И только нубийка Шеба, девушка со стройными бедрами и роскошной грудью, была спокойна. Она подошла к хозяйке заведения и сказала:
– Матушка Ним, не убивайтесь так. Я знаю, как нам спастись от этой напасти.
И она посоветовала пойти на кухню и собрать кошек, которые во множестве кормились там, охотясь на мышей и крыс.
– Пусть каждая из нас возьмет себе по кошке, и каждую ночь, отходя ко сну, поит ее теплым молоком и кладет спать с собой. Минет несколько дней, кошки почувствуют себя хозяйками в нашихпостелях, и вы увидите, что будет.
И вот через неделю купцы, привезшие с собой холод из Гипербореи, оказались-таки в заведении матушки Ним. Они потребовали себе лучших девок, поили их настоящим вином, а потом повели наверх, в комнаты. И каждая из девушек попросила разрешения взять с собой в постель свою кошку. И купцы согласились, потому что были, по сути, не злыми людьми. А кошки уже привыкли к теплым и мягким постелям, и даже холодные тела купцов не смутили их. Всю ночь кошки мурчали и потягивались, и переворачивались с боку на бок и не оставляли облюбованные места.
Наутро купцы проснулись и увидели, что девицы, лежавшие рядом с ними, живы, и почувствовали, что по жилам снова течет теплая кровь.
Ибо кошки страны Офир таят в себе неиссякаемый источник огня, и мудрая матушка Ним повелела, чтобы отныне ни одна кошка, пришедшая к ней в дом, не ушла голодной.
День и ночь, закат и восход
Как-то в заведение матушки Ним пришел старший мастер братства кожевенников, большинство из которых, как известно, являются выходцами из Месопотамии. Источая отвратный запах, присущий его ремеслу, мастер рассказал, что его сородичи намерены провести древний обряд, восславив великую богиню Иштар. Для обряда была потребна девка известной профессии, такая, что ни разу не рожала, и чтобы кожа ее была прохладна, а волосы обильны. На целый месяц намеревались кожевенники забрать ее в свою слободу, и там бы к ней каждый день всходили все мужчины из братства: днем – блондины, и ночью – брюнеты, а на закате и восходе – те, чьи волосы носят огненно-рыжий оттенок.
– Мы – дорогое заведение, – отвечала ему матушка Ним. – За ночь с худшей из моих девушек я прошу три серебряных монеты, а такая, о какой просишь ты, будет стоить не меньше пяти золотых.
– Что ж, – отвечал ей мастер, – ты дашь мне требуемое, и я заплачу тебе двести раз по пять золотых монет.
При мысли о таком барыше матушка Ним едва не вскочила и не побежала тотчас за девкой, чтобы передать ее кожевенникам. Потому что уже знала она, кто подходит для такой цели. Жила в ее заведении моавитянка, обладавшая одним изъяном, который, впрочем, ничуть не мешал ей в жизни – она не чувствовала никаких запахов, даже самых острых. Это была молодая нерожавшая женщина, волосы которой водопадом спадали на спину, а кожа была нежна и прохладна, словно лепестки роз под утренней росой. Ей и велела матушка Ним собрать все, что будет ей потребно в течение месяца и идти вслед за старшим мастером братства кожевенников, который уже успел отсчитать задаток – триста полновесных золотых монет.
Итак, моавитянка жила месяц в кожевенной слободе, и принимала без устали мужчин – молодых и старых, красивых и уродливых, умных и глупых, а потом благополучно возвратилась в заведение матушки Ним.
По истечении же двух месяцев стало ясно, что она понесла, и девка продолжала жить в нашем доме, уже не работая. Чрево ее раздулось до невиданных размеров, то и дело ребенок стучался в нее изнутри, извещая мир о своем желании поскорее выбраться наружу, и мудрая матушка Ним говорила:
– Истинно, девки, не один младенец таится в ее утробе, а, по крайней мере, трое.
И вышло почти по ее слову – после двадцати часов трудных родов моавитянка произвела на свет четырех мальчиков. Все они появились на свет с волосатыми макушками. Волосы одного из них были черны, как смоль, второго – белы, как лебединый пух, а головы третьего и четвертого венчали медные кудри.