1. Глава 1
Страх заползал под кожу тысячами жалящих уколов, заставлял сердце неистово стучать о ребра, биться в висках неровной линией пульса. Трудно сказать, что пугало больше: разгневанная мать настоятельница или оскалившаяся голодную пасть неизвестность. Я слышала крики монахинь, ищущих меня, грозный зов матушки Батильды, тонкий голосок Свитеи, с которой делила комнату, перепуганные окрики Висты и Таниры, и многих-многих других. И с трудом заставляла себя не двигаться, распластавшись на каменной стене, окружающей нашу обитель. Пожалуй, матушки Аруры я боялась больше. А еще своего жениха, который должен был прибыть со дня на день, чтобы забрать меня в свое “логово разврата”, как выразилась настоятельница Арура. В логово разврата не хотелось, как, впрочем, и оставаться в этой обители непорочных дев. Хотелось свободы.
Свобода – такое сладкое слово, нежное и одновременно жесткое. Вкусом напоминающее ягоды литунки – сверху красная кислая оболочка, а раскусишь и наслаждаешься нежной мякотью и сочной сладостью. Я хотела эту литунку, то есть свободу. Хотела больше всего на свете, наверное, с тех пор, как меня, тринадцатилетнюю девочку, привезли на воспитание в монастырь великого Демиурга-Аскета. Не сказать что я, самая младшая из принцесс королевского дома Ханара, пользовалась какой-то свободой дома, в деревенском поместье Розенфаль. Но тут, в обители, не было и тех крох. Поэтому побег я начала планировать, как только моя нога переступила порог этого чудесного места.
– Шанталь! Сестрица Шанталь! – окрики послышались совсем близко, и я еще плотнее прижалась к каменной кладке.
Ну почему мне так не везет! Если б сестры спохватились хоть на несколько минут позже, меня б и след простыл, а так приходится лежать, впечатавшись в твердую поверхность, ощущая сквозь тонкий плащ и платье острые камни. Спрыгнуть с другой стороны ограды я уже не успевала, шум, скорее всего, привлечет внимание монахинь, и меня быстро поймают.
– Сестрица Шанталь! – голос явно принадлежал любопытной Висте.
Я крепко стиснула зубы, чтобы не застонать от отчаяния. Ведь это из-за нее мой скрупулезно продуманный план пошел прахом. Вот зачем этой керберовой благодетельнице было идти проведывать меня после вечерней молитвы. Ее сердобольность принесла только проблемы. А ведь так все хорошо начиналось.
Меня наказали, как я и планировала. Отправили драить полы на кухне, а потом прийти к настоятельнице, получить десять плетей и остаться в часовне читать сто раз мантру, посвященную Демиургу-Аскету.
Ничего читать я не собиралась, а тщательно готовилась. Достала из-под лавки припрятанный узел с одеждой и едой. Соорудила из швабры и тряпок чучело, чтоб в полутьме часовни, если кто-то любопытный заглянет, казалось, что я стою на коленях и молюсь.
Этой уловкой пользовалась я часто, пожалуй, с тех пор, как меня начали наказывать. А начали наказывать меня буквально с первых дней. Чучело, которое я нежно называла Милли, исправно шептало молитвы, пока я преспокойно отсыпалась под лавкой. Но сегодня оно должно было исполнить совсем другую миссию. И исполнило бы, если б не сестра Виста, которая по своей душевной доброте, решила мне принести хлеб с сыром. Ужина-то меня лишили, а это, по мнению любящей покушать Висты, било одно из самых жестоких наказаний.
Что она кричала, увидев вместо меня Милли, не знаю. В то время я уже бежала, петляя словно заяц, по монастырскому саду. А потом, скрипнув, открылись большие двери в общий зал, и на волю вырвался гул множества голосов.
– Керберы бы побрали эту Висту! – выругалась я, легонько разминая онемевшие конечности. Я так долго этого ждала и не готова была смириться с поражением. Пять лет планировать, ожидая, когда исполнится восемнадцать, пять долгих лет собирать по крупицам знания, обретать навыки и умения, которые помогут выжить в большом мире, и на тебе – Виста!
Правда, восемнадцать мне еще не стукнуло, но осталось-то всего-навсего несколько часов. Я родилась ровно в полночь, и поговаривали, что это метка Демиурга-Отступника. Шептались за спиной, осеняя себя оберегающими жестами.
Наверное, отступника, раз меня уже едет забирать жутчайший из всех возможных женихов. Король-оборотень из далекого королевства Горар, прозванный в народе «Черным». Завидная партия, не так ли… Но что с того, если я ему обещана только для издевательств и насилия. Говорят более порочного жестокого и злого правителя не сыскать во всей Мизелье. Может, и врут, но проверять эту ложь на своей шкуре я не собиралась.
– Нашла? – прямо подо мной послышался голос сестры Финонеллы, нашей ключницы.
– Нет, – пискнула Виста. – Я боюсь за нашу Шанталь, – запричитала она. – Что если ее прямо из часовни оборотень похитил… и… и… надругался! – последнее слово она сказала с каким-то странным томным придыханием.
Я нахмурилась.
– Не мели глупостей, – строго приказала Финонелла. – Ты же знаешь, что он не может забрать Шанталь, пока той не исполнится восемнадцать.
– А вдруг он не понимает язык часов! Говорят, оборотни невежественны, и глупы, словно валяные сапожки.
– Да уж не глупее тебя, – огрызнулась Финонелла. – Марш искать эту противную девчонку!
Послышался тихий шлепок, Виста ойкнула, и они обе, шурша листвой, удалились вглубь сада.
А я, наконец, перевела дух. Выждала еще несколько минут и перевалилась через стену. Лежать на камнях больше не было сил.
Вялая трава приглушила звук падения. Тихий ох сорвался с губ вместе с выбитым из легких воздухом. На несколько секунд я забыла как дышать. Только и могла, что открывать и закрывать рот, глотая насыщенный пряными весенними запахами кислород.
Лишь спустя минуту удалось слегка приподняться на локтях и осмотреться. Предплечья тут же прострелила острая, жгучая боль. Я не сдержалась и глухо зашипела. По коже будто прошлись лошадиным скребком. Руки здорово успели поцарапаться о шершавую стену. Даже грубый рукав шерстяного платья не защитил от острых камней. Но остальные части тела, хвала демиургам, не пострадали, и я вскочила на ноги, подгоняемая страхом и криками, которые то и дело раздавались с той стороны стены.
Монастырь Непорочных дев Демиурга-Аскета прятался в густой чаще Шивонского леса. Столь непроходимой, что даже усталые паломники с трудом находили к нему дорогу. Поговаривали, что сам Демиург-Аскет благословил это место для обители своих верных послушниц и осенил благословением, позволяющим скрыть крепкие стены монастыря от чужих глаз. Возможно, некая доля правды в их словах была. Ибо пока я ругаясь сквозь зубы, продиралась сквозь тесно переплетенные ветки разлапистых кустов, было стойкое ощущение, что меня водит кругами.
