Я иду по коридору Кировского суда города Екатеринбурга, не видя перед собой ничего, только плитку, тупую плитку на кафельном полу.
Люди размываются, как тени.
Тени моей былой жизни, которая кончилась только что…
Вот прямо здесь, полчаса назад, когда женщина моих лет, холеная и ухоженная, которая скоро вернется домой, к собаке и детям, огласила приговор…
…Нет, не отправляющий моего мужа на семь долгих лет в колонию общего режима.
Приговор, ставящий точку во всей той жизни, несуразной, сложной, но какая только и была моей.
Но другой у меня не было. И теперь уже не будет.
Когда они вошли в зал, щупленький мальчик и толстая девочка в очках, одетые в полицейскую форму, и я увидела наручники у мальчика на поясе, я почувствовала, как мои ноги превращаются в вату. Горло сжал спазм, а сердце будто сорвалось со своего места и воткнулось куда-то вверх.
Я смотрела на этих почти что детей и на своего мужа, поникшего, но пытающегося держать марку.
Я видела его посеревшую кожу, потухший взгляд, напряжение во всем его теле и понимала, сколько сил ему сейчас надо, чтобы просто достойно принять удар и хотя бы нам, кучке своих близких людей, показать, что он не сломан.
Господи, в эти минуты он мог делать все что угодно.
Но можно ли было меня обмануть?
Последние три года я видела эту агонию. Он сопротивлялся, он пытался атаковать. Он не падал духом. Но глаза…
Мне ли не понять, что там творится в их глубине?
Нет, он никогда не был простым человеком.
Он не из тех, кого считываешь с первого взгляда.
Мы познакомились, когда мне было 19 лет, а ему 23.
И мне казалось тогда, да и кажется сейчас, что я больше проявила решимости и упрямства, чтобы мы были вместе, нежели он.
Миллионы женщин поступают так, но не решаются сказать об этом прямо, щадя самолюбие своих мужчин.
А я ничего не стесняюсь.
Я – жена бойца «Шторм Z».
Вместе с ним я прошла ад.
Так чего мне стесняться-то?
Пока он что-то делал, бегал, прятался, уклонялся от «полек», ныкался по блиндажам, в конце концов, просто стрелял хотя бы в каком-то направлении, я тупо сидела дома и ждала весточки.
Он был в процессе, а я была вне его.
И я бесконечно мучила телефон, ожидая его сообщения в мессенджере.
Я.
Я, которая привыкла быть его Королевой.
Я, женщина, которая привыкла к взгляду снизу вверх.
Я, женщина, которая привыкла выражать недовольство даже при взгляде снизу вверх.
Я, стерпевшая кучу неприязненных высказываний от его родственников, я, родившая ему двоих детей, к которым он, зараза такая, даже ни разу ночью не встал (хотя к таксику, которого я ему подарила на день рождения, он вставал), я, жена, узнавшая, что ее муж уехал на СВО, от родственников, а не от него, я мучила телефон и слала месседжи на выключенный номер: «Любимый, ответь».
Он-то в это время где-то бегал, где-то прятался от каких-то «кассеток» (нет, я и сейчас не знаю, что такое «кассетка», даже знать не хочу, я знаю только, что это опасно и убивает всех), в кого-то там стрелял, а я сидела за три тысячи километров от этой херни и просто… просто не понимала, терзала телефон, не понимая, кому я пишу, живому человеку или покойнику…
Наш с ним путь – это наш с ним путь.
Он, как и путь любой другой семьи, уникален и неповторим.
Я расскажу, мне нечего скрывать и нечего стыдиться.
Все мы по-разному сошлись со своими мужчинами, с любимыми и не очень, и по-разному сложились наши жизни до того, как были защелкнуты наручники на их руках.
