С самого начала Святослав знал, что он рожден, был князем, и более того – он старший в роду и рожден от старшего сына. Такая удача выпадала немногим. Большинство из княжичей могли только об этом мечтать. Ему же с самого рождения объясняли, что по закону, давным давно принятому, возможно еще со времен Кия и Славена, было понятно что стол наследует старший сын старшего сына, и Святослав понимал, что нет у него соперников. И если кто-то решиться пойти против, то всегда можно будет с мечом в руках свое право отстоять. И смотрел он покровительственно на своего младшего брата Ярослава, у которого хоть и было от рождения не менее громкое имя, но таких подарков судьбы он не получил, и должен был оставаться только вторым.
– Он был только вторым и всегда вторым останется, потому что Святослав собрался жить долго и счастливо и слыть великим князем всегда, пока жив.
– Это будут благословенные времена на землях славянских и его назовут Мудрым и Вещим, ведь они не хуже предков их, и монах все время твердит о том, что дети должны быть лучше их родителей.
Но и в старые времена бывало по-разному. Но разве так трудно одним словом и мудрым решением прекратить эту вражду, и жить с младшими братьями в благоденствии.
Он почитал Бога и внимательно прислушивался к проповедям монаха, пытливо ища в Библии, мудрейшей из книг, каких-то примеров, которые и должны были управляться с бесконечным миром. Даже отец и монахи поражались серьезности мальчика. И казалось, что в какой-то своей жизни он уже побывал великим князем, а на этот раз собирался только исправить все совершенные тогда ошибки. Возможно, недаром его назвали тогда таким именем, и тот, древний Святослав вернулся в этот мир в новой жизни, и станет он еще более ярким и неповторимым из князей
А в смутные времена, где на каждом шагу всякое случиться могло, княжич готовил себя для великих дел. И только одно было странным, как не пытался он казаться важным и показать собственное превосходство, запомнилось ему из всей Библии немногое: это притча о Каине с Авелем, и тогда уже было братоубийство, видно с самого начала никак нельзя было избежать его, и притча об Иуде и его предательстве. Говорят, что каждый запоминает только то, что ему ближе всего. Но разве об этом хотелось думать ему, или чья-то невидимая рука открывала перед князем именно эти страницы и пыталась ему о чем-то таким рассказать.
Если это дурной знак, то, что он мог для него значить, то, что брат его родной убьет, или наоборот все случится, и хотят его предупредить о том, чтобы не делал он этого?
Он знал, что Иуд будет в жизни его немало, но сам он не собирался оставаться таким вероломным. Ему слишком много и без того дано, ничего не станет он добиваться при помощи коварства. Он убеждал себя в том, что страхи его и волнения были напрасными.
№№№№№№
Когда Святослав, наконец, обосновался в Киеве, он был уверен в том, что позабудутся все лишения и муки, которые ему удалось продлить.
И первым делом он отправился в Софию и стал молиться о тех удачах, о победе, выпавшей на его долю. Ему было за что благодарить Всевышнего. Собор потряс его своим великолепием. Он знал, что это и будет главный храм в его жизни, тут будет легче разговаривать с Богом, всегда бывшим к нему благосклонным. Хотя он должен был признать, что все должно было быть не совсем так в его жизни, как мечталось ему в начале. Что-то показалось ему иным, отчего было мало радости, хотелось просто отречься. Но в такое торжественное время он старался не думать о каких-то вещах и событиях.
Но чем дольше стоял он перед святыми ликами, тем больше понимал, что может молиться. Что-то мешало ему, может быть величина собора.
В душе его было так тяжело, и он просто не хотел ни в чем сознаваться. Но великий князь в те минуты не мог молиться.
Но чтобы как-то помочь ему в этом, появились какие-то хоромы и какие-то лица. И вгляделся тогда в них Всеволодов сын и увидел себя еще юным Святослав. Но кто этот мальчик, рядом с ним стоявший и так пронзительно на него смотревший. Кто он. И священник рядом с ним.
О, как знакомо его лицо, Антоний, – еще не дойдя до этого, произнес князь.
Да, конечно, хотя в том мальчике трудно было узнать князя Игоря, но это был он, и это был Чернигов. Как ни старался, он никогда не забыть ему тех дней и тех грехов. А ведь тогда он гордился собой и был уверен, что это победа. Не хотел ничего другого слушать. Не хотел и не собирался. Как печально было все происходящее, как невыносимо все казалось.
– Иуда, – Игорь так назвал тогда в ярости Антония, – но разве он сам – его старший двоюродный брат был другим, хотя на него мальчик старался не смотреть. Но от этого ненависть его еще сильнее казалась. Олег был добрее и терпимее, а ведь это он вместе с матерью и младшим братом должен был покинуть Чернигов. Он принял это как должное. А Игорь не примирился. Он никак не примирился с ним, и бесполезно ему что-то объяснять. Да и не станет Святослав объяснять, уверенный в своей правоте, но если он так уверен, отчего тогда молиться не может и забыть этого не в силах.
О, как радовался он, когда покидал вздорный проклятый Новгород и поселился в благословенном Чернигове. Как ему хотелось там оказаться. Все казалось возможным и доступным.
Много еще чего было, но все это тяжело было вспоминать.
№№№№№
Он не мог их оставить в граде. Это было опасно для его спокойствия и благополучия. Он хотел, но не мог это сделать, двоюродный брат, а вот их давний враг – Андрей, сын Юрия, смог бы себе такое позволить. Как странно все это, словно насмешка какая-то, – тяжело вздохнул Святослав.
Князь Игорь и теперь считает его бессердечным, и даже руки подавать не хочется. Он и не подозревает, что этот грех всегда в его душе был. Он благодарил судьбу за то, что Каин из него не получился, а вот роль Иуды ему была уготована, как он не противился этому. Когда они уехали в морозный и жуткий день, и должны были сгинуть. Он хотел в последний миг послать за ним, да вспомнил, что княгиня была из Новгородских самых отчаянных баб, и его сородичи непременно пришли бы в Чернигов, чтобы за нее постоять. А он не хотел затевать этой ссоры, не жалел, чтобы на славянской земле кровь и его лихим словом поминали. Ведь победа все равно была на его стороне. А там все без крови обошлось.
