Фото на обложке сделала моя мама. Я её отсканировал и загляделся… Конечно, эта двойная экспозиция вышла случайно. Но так прикольно и заманчиво думать, что в этой картинке есть какой-то смысл и предзнаменование… Все права на это фото принадлежат ей и мне.
Дьелене (Елена)Кумюшева (Луч Света) в пятнадцать сбежала из родного Алтайского поселка Кош-Агач. Ее отчим был «курганщиком» – черным копателем одиночкой. Сначала он снимал у матери Лены комнату, потом прижился. Мать родила от него сына, Мишку. Брата Лена полюбила, а отчима так и не смогла. Тот был угрюмым, малообщительным, подолгу уезжал в степи, руководствуясь раздобытыми как-то археологическими картами, а когда был дома, смотрел на Лену слишком уж пристально, смущал. Со временем на ближнем Алтае ловить стало нечего, и отчим начал подыскивать другие кормушки. Мать знала – сожитель её с собой не позовет. Пятилетнего сына-то он принимал как что-то вынужденное.
А позвал он с собой Лену. Мишке вырезали аппендицит, и мать была с ним в больнице. Подъехав на своем УАЗике, отчим попросил Лену помочь с погрузкой найденных реликвий. Увез далеко в степь и там признался в любви. Звал уехать с собой. Упирающуюся Лену попытался изнасиловать. Лена вырвалась из машины и побежала через темную степь. Какая добрая сила остановила ее у самого края разрытого могильника – неизвестно. Она стояла и ждала приближающийся прыгающий луч фонарика. Подойдя, отчим высветил её лицо. Уговаривал, попытался обнять, но Лена двинула ему ногой в промежность, а потом, согнувшегося от боли, столкнула в яму…
Отчим не подавал признаков жизни: ни крика, ни стона; и луч фонаря замер на дне могильника…
Лена вернулась домой под утро. Мать уже была дома. Не спала. Брезгливо и бесцеремонно оглядела её с ног до головы.
– Он тебя изнасиловал?
Лена ушам не верила.
– Поехали в больницу.
– Нет! – заорала Лена. – Ничего не было!
– Я сама тебя осмотрю.
Лена схватила нож, приставила к своему горлу. Так с ножом и заперлась у себя. Наутро сбежала к бабке в Барнаул…
По ночной дороге в степи мчал мотоцикл с коляской. Вдруг резко затормозил. Местный участковый Темир (Железо) Темиров спешился, поднял с дороги блеснувшую в свете фары конфетную обертку:
– Слава богу, нашел…
Мальчишку звали Амыр (Тихий). Волки загнали его на одинокое дерево. Темиров газовал, пытаясь отпугнуть зверей рыками мотора. Но те не боялись ни мотора, ни света фары. Но и не нападали. Темиров выдернул из люльки ружье. Застрелил первого, вторым выстрелом ранил еще одного. Тот заскулил, потащился в лес. Потянулись и другие. Только вожак, или кто он там был, не метался, не нервничал, стоял и смотрел. Прицелился Темиров, но перед самым выстрелом качнуло его вместе с мотоциклом подземным толчком – промазал. Прицелился второй раз – опять волной поднялась земля, промазал… Волк ушел невредимым…
Лена проснулась, как от тревожного сна. Верещал на тумбочке телефон. Звонил Мишка. Она сначала не узнала сломавшийся голос брата. Миша говорил, что мать в больнице с «приступом». Надо было ехать.
Кондрат Чуданов был раньше шаманом, весьма почитаемым. Никто не знал, что на самом деле случилось, но теперь он ни в шаманство не верил, ни в себя. Пил. Бесил сына, Дениса, который шаманством по наследственному признаку зарабатывать пытался. Не то чтобы к нему очереди выстраивались, но клиенты были. Иногда хорошие деньги несли. Продукты, водку. А Кондрат всё портил.
К примеру, принимал Денис просителя. Жалобы выслушивал, камлал, огонь в очаге молоком и водкой кормил. А Кондрат, пьяный, ворвался в аил>1 и красным флагом размахивает:
– Вот вам ваш дух! Внимайте!
Денис попытался отца выгнать, а тот, ткнув в гостя шестым пальцем, задрал майку, где огромное, с две ладони, родимое пятно, и кричал, что вот вам, мол, все признаки! И дед его был шаманом, и прадед, только если и были духи – разбежались. А сын его с шестым пальцем не родился и с родимым пятном с кулак тоже. И с духами не общается, среди миров не летает, а дурачит всех. И опять давай флагом махать, пока не подцепил полотнищем огонь. И мотал уже горящим флагом Кондрат, чуть аил не спалил.
В тот раз Денис сильно разозлился на отца, проклинал, чуть не побил. А отец смеялся. Но вдруг побледнел, когда у сына на глазах волосы до пояса выросли и усы длинные, так что тому их пришлось за уши убрать. И заговорил с Кондратом Денис чужим голосом, и приказывал вернуть ему жену. Иначе не поздоровится никому – ни предкам, ни потомкам…
Пришел в себя Кондрат, когда Денис его по щекам отхлестал. Поднял на сына испуганные глаза:
– Эрлик>2, мать его за ногу.
– Водка – твой Эрлик, – ответил сын и вышел.
Но Кондрат призадумался…
Темиров вез Амыра в мотоциклетной коляске, перекрикивая мотор, спрашивал:
– Отец бил?
Мальчишка мотал головой (с детства не разговаривал).
– Честно?.. Чё сбежал тогда? Лунатил опять?..
Темиров привез мальчишку к дому. Вошел. Хозяева спали, воняло пьянкой. Темиров отвел пацана к кровати, накрыл одеялом. Вернулся к столу, за которым спал хозяин – отец мальчика. Взялся за ремень и за ворот, потащил из дома. У мотоцикла бросил на землю. Хозяин проснулся, завыл.
– Лезь в люльку, – скомандовал Темиров.
Подбодрил пинком. Сел за руль, поехали.
Привез к дереву, с которого снимал Амыра.
– Здесь нашел твоего малого. Не сожрут, придешь трезвым – поговорим.
И поехал в поселок, слыша проклятья за спиной…
Темиров остановился на дороге. Подумав, порулил в степь.
Охранник не пускал его на территорию фермы – приказ хозяйки. Темиров требовал ее позвать, ругался, угрожал. Но только заставил охранника вызвать по рации остальных, в основном бывших коллег ментов. Которые смотрели теперь на него свысока и насмешливо. Развернулся, уехал.
Гнал вдоль изгороди. Затем вдоль кукурузного поля. Остановился, решился. Рванул через заросли, которые скрывали плантацию от посторонних глаз: летел через кукурузу, потом через мак. Пока не выехал к вагончику, из которого уже выходила его бывшая жена Эде (Старшая Сестра) Темирова. Бежали от ворот охранники. Эде их остановила – сама разберётся.
Вошли в вагончик. Сели молча. Эде кинула на стол пакет с наркотиком:
– Это последний, больше не будет – не рвись, не приходи…
Темиров быстро засыпал под действием наркотика, а Эде садилась рядом. Темиров всегда видел во сне сына. Играл с ним, разговаривал. Эде слушала и улыбалась сквозь слезы. Но Темиров неожиданно мрачнел, тяжело дышал, как от бега, кричал имя сына, будто терял его. Неотвратимо. И Эде уже рыдала… Она не хотела этого видеть и слышать, но желание почувствовать рядом сына, пусть не наяву, а всего лишь в наркотическом сне мужа, было сильней…
Наконец Лена добралась до поселка. Окна в доме не горели, дверь была на замке. Где всю жизнь в их семье прятали ключ, она, конечно, помнила. Но дом был какой-то пустой и покинутый, и Лена отправилась в продуктовый магазинчик, которым заправляла мать.
