Одна улица, всего одна улица… У меня получится.
Собираю волю в кулак и заставляю себя бежать дальше. Я не могу опоздать. Если он уже уехал, я пропала. Всё пропало. Всё будет напрасным…
Поворачиваю в нужный переулок, едва не угодив под колёса отечественного автомобиля.
Хочу высказать водителю всё, что думаю о нём и о езде ночью без фар, но меня опережают.
— Девушка! Вы что? Вы как? — идентифицирую голос как крайне взволнованный. Мужчина. Не больше сорока лет.
— Какого хрена?! — всё же восклицаю я, спеша отойти от капота.
— Папа, а мы скоро? — слышу детский голос в салоне машины и несколько раз выдыхаю.
— Подожди, золото. У вас что-то случилось? Нужна помощь?
Я поправлю капюшон на голове и искренне произношу:
— Простите. Уезжайте, пожалуйста. Со мной всё хорошо.
Разворачиваюсь и бегу дальше.
Ошибка номер один: я только что напоролась на свидетеля и отвергла помощь.
Сколько ещё я совершу этих ошибок, прежде чем дойду до намеченной цели?
Рука адски дёргает. Не удивлюсь, если у меня перелом. Стараюсь бежать, придерживая себя за плечо, чтоб меньше беспокоить плечевой сустав и предплечье. Мысли несутся галопом. Адреналин бурлит.
«Давай, Аня, давай!» — мысленно подбадриваю себя, бросая своё тело вперёд снова и снова.
Вдалеке слышится стихающий звук мотора. Любитель отечественного автопрома не просто уехал — скрылся.
Здесь не должно быть камер, но я всё равно переживаю. Я не должна была ошибиться так быстро, не добравшись до пункта назначения.
Лёгкие горят огнём.
Останавливаюсь за два дома до нужного. Оглядываюсь.
Никого.
Он не мог ещё уехать. Я не могла опоздать.
Забыв о травме, касаюсь лба, задевая переносицу. Боль острой иголкой впивается в мозг, вызывая настоящие слёзы.
— Твою же мать… — стиснув зубы, ругаю саму себя, притопывая на месте.
Слышится тихий скрежет и механический звук. Я знаю, что это пришли в движение автоматические, плохо отрегулированные ворота. Им уже три года как нужно нормальное обслуживание и осмотр специалиста.
Сердце в груди замирает.
Пора.
Снимаю с головы капюшон и двигаюсь в сторону до боли знакомого дома. Перед глазами дрожит плохо асфальтированная дорога. Кровь стучит в ушах так громко, что, мне кажется, я перестаю слышать любые другие звуки.
Вдох. Выдох. Только вперёд.
Вижу выезжаю со двора Хонду. Ещё три года назад я в ней целовалась с любовью всей своей жизни. Помню как сейчас. Швы на сердце всё ещё ноют, но сейчас это не имеет никакого значения.
Моя игра — мои правила.
Наконец-то я попадаю под свет автомобильных фар. Не теряюсь. Судорожно всхлипываю так, что, должно быть, слышно в соседнем районе, и шарахаюсь с дороги. Под чей-то забор.
Смотрю под ноги, прислушиваясь к доносящийся звукам.
Щелчок двери. Топот тяжёлых ботинок. Перепуганный и взволнованный голос у меня за плечом:
— Девушка, вы в порядке?
Паника бьёт по разуму. Жёстко. Наотмашь.
Это не тот голос!
Медленно оборачиваюсь, не переставая всхлипывать, и демонстрирую всё своё "красивое" лицо.
Мне терять нечего. Я не должна пасовать. Ни за что!
— О боже…
Расчёт освещённости был удачным. Он прекрасно видит меня — видит то, что ему нужно видеть. Не стану записывать ошибкой номер два тот факт, что мне за светом фар не видно его самого. Я и не должна его видеть. На его месте должен был быть другой.
— Аня?
Я даже не знаю, кто из нас в шоке больше. Я, которая собиралась прыгать под колёса его отцу, а встретила любовь всей своей жизни, или он — увидев меня почти три года спустя в таком виде.
Не могу говорить. Все системы слетают в одно мгновение. В голове рой вопросов. Почему он вернулся? Почему за рулём папиной машины? Почему… именно сейчас?!
Напоминаю себе, что есть вещи важнее любви.
Киваю, позволяя сильным рукам обхватить свои плечи.
Макс держит их так крепко, что я, не в силах больше сдерживаться, стону от боли и морщусь.
Кажется, у меня всё же перелом.
— Больно? Больно, Аня? Где ещё болит?
Он пытается увести меня в сторону машины, но я буквально спотыкаюсь на каждом шагу. Будто ноги лучше меня знают, что продолжи я свой путь, дорога назад будет сожжена и обращена в пепел.
— Ты не можешь говорить? Что-то с челюстью? — не унимается мой бывший. — Сейчас я тебя усажу в машину и вызову скорую. Сейчас… сейчас… — он бормочет что-то ещё, но я его не слышу.
Наружу вырываются самые настоящие рыдания и истеричные всхлипы. Я не плачу — кричу от боли и рухнувших надежд, стыда и отголосков памяти. Мне тошно, что я должна пройти этот этап с ним. Тошно, что он меня такую сейчас видит. Тошно, что я снова вынуждена ему не просто лгать, а утопить во лжи, заставить жить ложью и быть её огромной частью.
…это должен был быть не он.
Не могу заставить себя сесть в машину. Очень совестливая и порядочная девочка внутри меня протестует и рыдает вместе со мной.
Не могу решиться. Не могу!
— Папа! Папа! Отец!!! — Макс орёт, отчего в соседнем доме, в тёмном окне загорается свет.
Не удивлюсь, если он перебудит своим криком тех, кого не разбудила своей истерикой я.
— Аня, ты можешь стоять? Милая, ну ты хоть на машину облокотись. — он бережно держит меня за талию и кричит мне это в лицо.
Я правда не могу ничего с собой поделать. Стоит ему убрать руки, как я заваливаюсь то вбок, то вперёд.
Дрожь сотрясает тело. В голове всё смешалось — чёрное и белое, плохое и хорошее. Перед глазами пелена слёз и сизого тумана.
Решившись, я шагаю в пропасть, что разверзлась у меня под ногами:
— Отчим… — шепчу окровавленными губами. — Там сестра…
— Что? Что ты сказала? — он не услышал. Или сделал вид, что не услышал.
— Сестра с отчимом. — повторяю громче, слыша приближающиеся шаги.
— Это ещё что такое?! — ревёт голос Николая Петровича. — Что стоишь? Быстро неси её во двор. Нужно умыть и осмотреть. Я скорую вызываю.
Именно таким мне и запомнился отец моего парня — властным, решительным и до жути холодным. И да, именно эту холодность я сегодня планировала обратить себе во благо.
— Ей больно! Я не могу её взять.
— Жмуров он может на выезде вертеть, а девчонку не может! Тьфу ты! Идти можешь, Анют?
Киваю. Делаю первый шаг в объятиях Макса и жмурюсь от сигналов тревоги, раздававшихся у меня в голове.
Я не смогу… С чего я взяла, что у меня всё получится?
Ухожу в себя. Абстрагируюсь от происходящего, пытаясь заглушить тревожную сирену в голове.
Уже поздно. Уже просто поздно. Не могу повернуть назад. Не имею права.
Позволяю себя умыть. Прямо во дворе из садового шланга. Кивком головы указываю на руку и помогаю снять Максиму с себя толстовку.
Я столько раз себе представляла, что он будет моим первым, что однажды разденет меня, прожигая взглядом карих глаз, полных обожания и страсти, а получилось… Вот так, собственно, и получилось.
