«Вместо того, чтобы создавать целые объекты и ждать, пока время или обстоятельства превратят их во фрагменты, допустим, я просто конструирую их, как фрагменты, с самого начала, выдавая за найденные части ранее полностью законченных объектов, которых на самом деле никогда не существовало? Затем создаю воображаемый объект целиком и разбиваю на фрагменты, осознанно, только иначе, чтобы получились совсем иные фрагменты, пусть в чем-то и наслаивающиеся на первым набор фрагментов? Предположим, я создаю переработанный текст, в чем-то другой, потом делю на отрывки так, что некоторые из них несовместимы с более ранними отрывками? И, допустим, продолжаю этот процесс, создавая новые целые из различных сочетаний отрывков? Создавая все более сложные неразрешимые загадки для какого-нибудь будущего марсианского литературного археолога? Что тогда? Разве не этим занимался Бог? Да и вообще, это куда как интереснее, чем просто ковырять в носу. Или оказаться взаперти на чердаке Бога, среди множества забытых им вещей».
«Оккультные записные книжки» Н. Дж. Драго.
«Палимпсест/Palimpsest/2014». Бен Палестрина рассуждает о том, что жизнь похожа на палимпсест, и сквозь каждый новый слой то тут, то там проступают более ранние слои, которые никуда не деваются, навечно остаются с тобой.
Один персонаж, БЕН, мужчина за шестьдесят, говорит с нами из своего кабинета, поздним вечером. Вокруг него, по большей части, темнота.
(БЕН, мужчина за шестьдесят, говорит с нами из своего кабинета, поздним вечером).
БЕН. Палимпсест. Лист старого пергамента. Темные надписи, наполовину исчезнувшие, отчасти скрытые более поздними надписями. Порванные билборды, выцветшие от дождей лица, выглядывающие в прорехи. В моей голове прошлое, прежние возлюбленные соприкасаются друг с дружкой. Что остается от одной возлюбленной, переходит в следующую.
Любовь – это коллаж, сделанный из любимых ранее, палимпсест, образы прежних возлюбленных видны сквозь последующие, создавая неожиданные сочетания, обретая неожиданное значение.
Ты говоришь женщине то, что ранее говорил другим. Поначалу даже не осознаешь этого. Понимаешь, по прошествии времени, что каждая новая возлюбленная – мозаика, собранная из фрагментов бывших возлюбленных.
Ты сам – величина постоянная. Твоя боль. Твоя проекция женского архетипа в психике мужчины на очередную девушку. Но на самом деле все это время ты был один. По большей части ты один, находясь с той, кого любишь.
Но нет возможности вернуться в прежнее состояние заблуждения. Вуаль рвется, как только поднимается. Накинуть ее уже невозможно. Увиденное тобой более не становится невидимым. И эта реальность не имеет никакого отношения к тому, что ты хочешь или любишь.
Три часа утра, новогодняя ночь, и я веду автомобиль сквозь пургу. Рядом сидит моя подруга. Очень темно и холодно, и снег бьет по ветровому стеклу сбоку, пулеметными пулями. Плохо видно, что впереди, а дорога становится все более скользкой, корочка льда формируется под свежевыпавшим снегом.
Долгая поездка сквозь безжалостную белизну – откровение для мексиканской девушки[1]. Ей двадцать шесть лет, она очень красивая, умная, нежная, веселая, и она абсолютно заворожена снегом.
«Я никогда такого не видела, – говорит она. – То есть я видела снег, в Нью-Йорке, но никогда не ехала в автомобиле в буран, в такой темноте. И это прекрасно». Она наблюдает, загипнотизированная, тогда как я пытаюсь удержать автомобиль на дороге, ее молодая жизнь в моих руках.
Аналогия – это ключ, к мысли и сотворению. Мы открываем через ассоциативный процесс: одно приводит на ум что-то еще, и так мы начинаем верить, будто что-то понимаем, характеризуем это, дает название.
Посредством зачастую случайного соседства фрагментов мы открываем аналогии и узнаем то, о чем даже не подозревали. Вот почему мы тасуем карты.
Уильям Берроуз писал под три работающих радиоприемника, настроенных на три разные радиостанции. Это и есть ассоциативный метод.
При этом, по мере того, как человек становится старше, систематическое чтение позволяет следовать по едва заметным тропам сквозь лабиринт от одной странной книге к другой, не менее странной, эхо детских открытий и неожиданных новых, эти вроде бы случайные сопоставления приводят к возникновению новых троп, по которым ты следуешь, пока тебя не находят мертвым под американским лавром, обглоданных лесными существами, которых ты ранее кормил.
Небо странного пурпурно-розового оттенка, никогда не виденного мной ранее, и фонари, которые мы проезжаемся, создают вокруг нас белесый туман снега. Сне на земле девственно белый, чистейший, незапятнанный. Мы едем сквозь буран. Я крепко держусь за руль, вглядываюсь в темноту, пытаюсь удержать автомобиль на дороге. «Это так прекрасно, – вновь говорит она. – Совсем как сон». По мере того, как становишься старше и старше, все начинает казаться с ном, за исключением снов. Сны кажутся реальностью.
