В Биробиджан мы: папа, мама и я, приехали в начале 1944 года из Ташкента. Мы не были эвакуированными или местными жителями, а прожили очень непростой год в Ташкенте, уехав от довольно благополучной, конечно по меркам военного времени, жизни в Красноярске.
В Ташкент приехал вербовщик из еврейского театра Биробиджана, там, видно, знали, что в Ташкенте много неприкаянных евреев, в которых нуждался театр, а они в нем. Отец не был евреем, но он был приглашен на должность главного художника. У него был опыт работы в национальных театрах: в украинском ТЮЗе Днепропетровска, в туркменском театре им. Сталина в Ашхабаде, в азербайджанской опере в Ашхабаде. До создания национальной туркменской оперы в Ашхабаде была азербайджанская. Художнику ведь достаточно русского перевода и возможности общения с режиссером, работниками цехов и актерами на русском языке.
Это было начало 1944 года, когда гимн Советского Союза начал исполняться регулярно, но не у всех была возможность его слушать, т. к. черные радиотарелки были далеко не в каждом доме, а редкие радиоприемники были отобраны еще в начале войны: в нашей стране власти очень доверяли своим гражданам. Это я к тому, что выучила гимн очень быстро: мелодия хорошо знакома по партийному гимну коммунистов: «Партия Ленина, партия Сталина…» – это слова припева. Слова гимна Советского Союза тоже для всех были понятны, быстро запоминались.
В вагоне поезда я исполняла гимн не один раз, слушали очень внимательно, а некоторые женщины утирали слезы концами головных платков.
Дорога была долгая и утомительная, вагон плацкартный, но без электрического освещения. Между отделениями наверху проводник ставил свечку. Развлечений особых в пути не было, разве что смотрение в окно. Один из актеров, а может быть и музыкантов, который тоже ехал в театр, уделял мне внимание: что-то рассказывал или расспрашивал. Некоторым пассажирам вагона это не нравилось, они относились к этому человеку с неприязнью, потому что он был еврей.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
