Снова темнота. Снова плыву в ней и не могу вырваться. Пытаюсь открыть глаза и у меня это кажется получается. Я «просыпаюсь» из-за нескольких громко говорящих дамочек, с чем-то во рту. Понимаю глаза на женщину, что кормит меня грудью. Она этим фактом не сильно довольна, словно вообще не желает этого делать, но надо.
Так и хочется в голос сказать этой дамочке, что меня тоже много чего не устраивает. Но тело не желает отрываться от груди женщины, остаётся только плямкать. Хм… Интересно, а она моя «мать» или кормилица? И как она выглядит? В таком положении видны лишь темно-фиолетовые кудри, изящная рука, которая подпирала голову, фарфоровая кожа. Ничего не видно.
– Госпожа Авиде, ваша дочь просто чудо, а не ребёнок! – ага, значит все-таки «мама» и она меня не любит. Ну фиг с ним! У меня своя мама была ещё лучше этой!
– Она позор нашей семьи. – холодно произносит «мать», чем не сильно, то меня удивляет. – Если бы не её поведение, мы бы её уже давно умертвили. – всё в помещении ахнули, но перечить не стали, потому быстро занялись своими делами, опустив голову вниз. Мда… Хорошее начало, ничего не скажешь.
***
Сегодняшний день просто отвратительный… И нет, дело не в погоде, решившей именно сегодня разгуляться и одарить всех своим теплом, просто я не выспалась в очередной раз за последнюю неделю. На границе творится чёрти что! Что наши, что враги словно взбесились, обстреливая друг друга так, словно у них какой-то квартальный отчёт не сходится по числу убитых. И они в срочном порядке отстреливают нужное количество вражин, дабы их самих не грохнуло начальство. Тьфу на них! По мне, так глупо всё это. ….
Однако по этой причине приходится ходить перебежками, согнувшись в три погибели, часто отсиживаться в развалинах зданий и оглядываться буквально на каждый шорох. Это неимоверно бесит и нервирует. Сейчас же никого поблизости не наблюдается, вот и решаю немного посидеть, отдохнуть, хоть чуть-чуть погреться под редким в последнее время солнцем. Так не хочется ничего делать, кто бы знал!
– Асталисия? – выкрикивает кто-то моё имя, от чего непроизвольно дергаюсь, чуть ли не свалившись с камня, на котором я сижу вот уже некоторое время. И в сотый раз за эти два месяца думаю, найду ли родителей среди всех этих развалин? ….
Я ищу каждый день, скрываясь от военных, пулемётных очередей и взрывов снарядов. Порой кажется, что и вовсе никого не найду, но потом встряхиваю головой, называю себя глупой и иду искать дальше. Так что слышать своё имя до ужаса непривычно после стольких недель молчания. Да и кому звать меня по имени в этой каменной пустыне? Туркам? Я оборачиваюсь на голос мужчины и пристально на него смотрю. Высокий, тёмные волосы, угрожающий большой шрам на правой части лица и рассечённая бровь. Это он! Достаю фотографию и начиная сверять. Это и вправду он – Арчибальд Астал – отец.
– Асталисия… – мужчина уже подходит ко мне, но останавливается в паре шагов, явно боясь приблизиться к ошарашенной и растерянной мне. В его голосе слышится неверие, некая обречённость и надежда. На что? На то что я – это я, а не самозванка? Или же он тоже почти потерял надежду найти меня? Мужчина, стоящий передо мной в нерешительных двух шагах, встаёт на колени и дрожащими руками обнимает, прижимая к себе. – Я нашёл тебя. Слава Богу, нашёл. Я думал, что больше никогда тебя не увижу, – бормочет он, гладя меня по голове, судорожно проверяя моё тело на предмет ран, но кроме пары царапин и трёх синяков, полученных из-за моей исключительной глупости несколько дней назад, ничего нет.
– Папа… – тихо шепчу я и повторяю это слово снова, снова и снова, будто пробуя его на вкус. Цепляюсь руками за его одежду так, словно он прямо сейчас исчезнет, а я не могу этого допустить. Слишком невероятно, чтобы быть правдой. Я нашла его. – Пап, надо уходить, тут скоро тоже будет неспокойно, сейчас лучше спрятаться, – уверенно и совсем не по-детски серьёзно произношу, потянув отца в своё временное убежище, тот и не сопротивляется.
Добравшись до моего временного укрытия, завожу отца подальше, чтобы нас не нашли и залажу в сумку, где была какая-никакая еда. Арчибальд сидит чуть в стороне и внимательно за мной наблюдает, а я продолжаю рыться в сумке. Так итогом копаний становятся найденные куски мяса и пара ломтиков хлеба, разделённые, между нами. ….
Всё то время, пока сидим, никто из нас не смеет заговорить, не зная с чего начать. Да, мы нашли друг друга и скоро я встречу ещё и маму, которую так хочу увидеть. И хотя в душе поселяется чувство удовлетворения и спокойствия, некая обида присутствует. Детская, эгоистичная обида из-за того, что меня оставили с чужой женщиной, пусть и заменившей мне мать. И от этого неловко сидеть вот так с родителем.
– Прости, Асталисия, – тихо, почти неслышно шепчет отец, смотря куда-то в пол, заставляя вскинуть голову вверх и посмотреть на грустное лицо, сидящего передо мной родителя. – Мы оставили тебя совсем одну и писали очень редко, – продолжает человек, не поднимая головы, а я слушаю его голос. Бархатный, чуть с хрипотцой, глубокий. Определённо это одна из немногих причин, по которой мать выбрала его себе в мужья. К тому же он высокий, широкоплечий, гордый. Мужчина – и этим всё сказано.
– Ничего, пап, это не ваша вина, – чуть хмурю брови, смотря из-под чёлки на военного, искавшего меня всё это время, так же как искала их я. – Но я всё равно на вас обижена! – тут же громко заявляю, подскакивая на месте и сложив руки на груди, вскидываю носик, надувая в притворной обиде губы и щеки, что смотрится довольно забавно и даже смешно. – А потому вам придётся постараться, чтобы заслужить своё прощение! – гордо ставлю ультиматум, заставляя отца чуть приподнять губы в лёгкой улыбке, а потом и вовсе рассмеяться!
– Что ж, ничего не поделать, придётся сделать всё, чтобы вы нас простили, юная Леди, – театрально вздыхает этот невозможный тип, и теперь смеюсь уже и я. Впервые за последние несколько недель я засыпаю спокойным сном, точно зная, что всё будет хорошо.
Настоящее время…
Просыпаюсь резко, открыв глаза и просто смотрю в потолок, пытаясь сообразить, осмыслить происходящие вокруг меня странности. Сон… Просто сон, посещающий меня время от времени. О чём он, точно не смогу сказать, даже если очень захочу, единственное, что мне точно известно – во сне вижу своё прошлое.
Нет, я не поживаю его снова, только самые яркие воспоминания, надолго засевшие в моей голове. Их не так уж много, но радостного в них мало. Вздыхаю, утирая выступивший пот со лба, прикрывая глаза, надеясь, что смогу заснуть, но не судьба. Холод от воспоминаний, все ещё пробирается под кожу, грозя заморозить мою душу.
