Я читала в кабинете дворца в Ликии книгу, вернее, делала вид, что читаю. Мысли были очень далеко и в текст вникать напрочь отказывались. Ибо прошла уже неделя с моего возвращения, а аркарско-ликийская реальность понятнее не становилась.
Сразу после получения весточки от Никсара капитан развил бурную деятельность, местами переходящую в буйную. Сперва мы направились к нашему послу с искренними извинениями и просьбой немедленно отправить нас назад. Здесь мы уже вряд ли чем-то поможем, разве что постоим для красивого интерьера или ручкой помашем толпе с балкона, а там нас поджидает всякое. Судя по тону письма – неприятное.
Октав повздыхал, повспоминал этикет, короля и чью-то матерь, но согласился. Взамен он вытребовал присутствие на нескольких протокольных приёмах. Последнее мне надоело хуже горькой редьки.
Сами дворфы мне нравились, но вот объём их возлияний на пирах как-то нет. В процессе выяснилось, что чопорный и сухой, как недельный сухарь, первый приём, это скорее церемониальное мероприятие. А традиционный дворфийский пир это куча орущих бородачей и оружия, которое почему-то никто на входе не отнимает, музыка и вкуснейшее мясо на гриле. Гости привычно пригибались под секирой очередного дворфа, размахивающего ею в пылу спора, а я тихо-мирно сидела в уголочке, пока меня не находили и не вытаскивали в центр зала – как достопримечательность и экзотику.
Это были полуофициальные междусобойчики, на которых, по словам посла, и решались все основные вопросы. Несмотря на разнузданный колорит, там было всё куда приличнее, чем я думала изначально.
От уверений в вечной дружбе и любви меня спасали Аджим и Торн, в особо тяжких случаях – король. Гордин улыбался кончиками губ и ехидно уточнял, кто потащит за мной на корабль дары дворфов и куда мы денем балласт, вместо которого будем это всё грузить. Пришлось ему напомнить, что из моего там полшкатулки мелких сувениров, остальное – королевское и дипломатическое, вот пусть они и тащат. Он об этом знал, но не поддеть лишний раз не мог: душа требовала подколов и ехидства. Как они вообще умудрились сдружиться с эльфом?
А они снова сходили в Грязные Кварталы и вернулись оттуда с коком-некромантом. Мар заявил, что такие спецы ему в Инквизиции во как нужны! Возражать не стали. Сурт держался вежливо и чуть отстранённо, кутаясь в свой неизменный балахон с капюшоном. В отличии от бывших сослуживцев, или кто там они ему были, я к нему безоговорочным доверием и симпатией как-то не прониклась и оставалась в стороне. Впрочем, на близком знакомстве он и не настаивал.
Аджим как-то обмолвился, что они пытались уговорить поехать с собой и Торна, но тот не принял приглашение, аргументируя это найденным местом в жизни и достойным окладом.
Домой с нами напросилась и Сельма, как я подозреваю, переполошившись из-за записки Никсара. Джулиан, её будущий супруг, был моим соседом, а значит, мои проблемы автоматически превращались в их проблемы. Чему я малодушно возрадовалась, всё-таки пинать непознанное вместе веселее и продуктивнее.
Макс, то есть его величество Максимилиан, отпустил её без возражений. Толком нам с ним так и не удалось поговорить, но, судя по довольным лицам монарха и его суетливого секретаря, дела шли на лад. Напоследок я накарябала записку, честно предупредив, что с меня хватит посольских миссий и подвигов и я хочу хотя бы недолго посидеть спокойно: без интриг, заговоров и сражений со всем плохим ради всего хорошего. В ответ дождалась клочка бумаги с обещанием подумать на эту тему и пожеланием счастливого пути.
Так что простились с нами без вопросов.
Ну, как без... Сначала были два дружеских приёма и три официальных, а уже потом фанфары и усиленные улыбашки всем подряд. Кажется, когда мы отчалили, с облегчением выдохнули все: от почётного караула до пони.
Норал Таурус остался у дворфов, но передал своему заместителю, чтобы тот оказывал нам всестороннее содействие и моральную поддержку. Материальную с честью возложили на меня, как на владелицу поместья, и на короля.
Всю обратную дорогу храмовник развлекался тренировками молодого бойца в лице отдельно взятой меня, со всей иезуитской изобретательностью подтверждая, что есть нечто хуже бесславной гибели от эльфийского кинжала. Уже подплывая к Аркару, он меня похвалил и сказал, что я уже не так безнадёжна, как было в начале. Я восхитилась его тактом и признала, что из него не такой уж несносный педагог, каким я считала его всё это время.
Гордин фыркнул и пообещал захватить меня с собой в Ложу в качестве подопытного кролика. Я отказалась от высокой чести и напомнила, что как Избранная и почти святая являюсь предметом поклонения Храма в целом и его самого в частности. Мар не нашёлся что ответить и назначил дополнительный час тренировки.
После такого обмена любезностями я сошла с палубы легко и непринуждённо, совершенно не чувствуя землю под ногами и признаков жизни в изнеможённом теле. Желание подшучивать над ним пропало вместе с пульсом.
Сначала мы ненадолго заскочили в Академию. Но это сперва планировалось, что ненадолго: просто вручить послание Норала адресату и забрать кое-какие вещи. Но по факту вышло, что необходимые ингредиенты нам ещё придётся подождать, вещи затерялись на складе и не мог бы уважаемый заорр бывший Архимаг немного помочь с нерадивыми студентами. Гордин проявил редкую проницательность и сразу же умчался в родную Ложу, разруливать накопившееся. Должность Епископа с него никто не снимал.
В Академии мы проторчали три дня, зато в Ликию попали максимально быстро и сразу к парадному входу. Зря я, что ли, тренировалась в настройке порталов?
По настоянию Аджима, мы недолго потоптались у крыльца, давая обитателям время подготовиться к возвращению блудных хозяев. Наконец-то дверь распахнулась и на порог вышел встрёпанный Никсар в свободных коричневых брюках и льняной рубахе без камзола. За ним степенно переставлял ноги неизвестным мне мужик с постным лицом профессионального язвенника.
Друг сбежал по ступеням, сграбастал меня в объятия, разом нарушив уйму правил этикета, и даже чуточку придушил, что не вписывалось уже и в базовую вежливость.
– Медька, ты вернулась!
А потом, не дав опомниться и выпить чаю, начал вводить в курс местных дел. Те оказались скорбными, а печальный мужик – моим новым управляющим, от герцогских щедрот выделенным Джулианом. Характер у него был под стать внешности: эдакий прототип ослика Иа с его бесконечным пессимизмом и непробиваемой верой в пакостность окружающих и безнадёжность человечества. Но всё было настолько приведено в порядок, насколько это вообще было возможно.