ПРОЛОГ
– Мой отец тяжело болен. Он медленно и мучительно умирает, и с каждым днём ему только хуже становится. Я не могу смотреть, как мой дорогой папа, мой самый любимый, самый жизнерадостный человек на свете угасает!.. Вы можете его спасти? Пожалуйста!..
Чувствую, как по щеке слеза катится, но смахнуть не пытаюсь. Сижу ни жива ни мертва, уставившись на единственный источник света в тёмной комнате – трепещущий огонёк свечи. Он будто стал для меня воплощением последней надежды – погаснет свеча, умрёт и надежда.
– Почему ты пришла ко мне? – раздаётся скрипучий голос из темноты.
– Потому что мы с мамой уже всё испробовали! Лучшие клиники, дорогостоящие лекарства, операции!.. Но доктора даже с диагнозом определиться не могут! Единственное, в чём они единодушны, так это в том, что отцу осталось не больше месяца…
Голос осекается, слёзы в два ручья бегут. Что бы ни предложила ведьма, на всё согласна. Главное, чтобы помогла, не отказала.
– Я спрашиваю, – терпеливо повторяет старуха, – почему ты пришла ко мне так поздно, когда практически ничего нельзя исправить?
– Извините. Я не знала о вас. Мне посоветовали знающие люди... Но неужели я пришла зря и вы ничем не сможете помочь? Пожалуйста, прошу вас!
– Что ты можешь предложить взамен? – следует закономерный вопрос.
– Всё что хотите! Только спасите папу! – молю я. – Денег у меня немного, но я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы достать их в кратчайшие сроки.
– Материальное меня не интересует, – отзывается ведьма. – Отдай то, что дорого лично тебе.
Капля расплавленного воска плывёт по свече, застывая на ходу. Воздух в комнате густеет.
– Папа всегда любил слушать, как я пою, – вспоминаю я. – Он и сейчас говорит, что только мой голос держит его в этом мире. Может быть, вы возьмёте его? Мой голос, мой талант?
– О нет. Что тогда удержит твоего отца в самом лучшем из миров, если ты отдашь то, чем он дорожит? Я прошу отдать то, чем дорожишь ты.
– Простите, я вас не понимаю.
– Боюсь, что понимаешь. Ты умеешь любить как никто на свете. Это твой самый ценный дар, и я хочу именно его.
Я невольно вздрагиваю и подаюсь назад, очевидно, совсем растворяясь во тьме, ибо огонёк трепещет, будто пытается отыскать моё лицо, а ведьма гневается:
– Придвинься ближе. Положи руки на стол.
Я делаю, как велит ведьма. Огонёк выравнивается, освещает чуть подрагивающие, сцепленные в замок пальцы. Камушек на помолвочном кольце отражает мерцание пламени.
– Ты должна расстаться с Джастином, – говорит ведьма.
– Откуда вы знаете, как зовут моего жениха? – искренне удивляюсь я.
– Я всё знаю, милая, – отвечают мне.
Собравшись с духом, уточняю:
– Если я расстанусь с Джастином, болезнь уйдёт и папа выздоровеет?
– Этого было бы достаточно, если бы ты пришла ко мне раньше. Но теперь ты должна пообещать, что до конца дней своих не сделаешь счастливым ни одного мужчину.
Я не верю своим ушам. Зачем ведьме это? Какой ещё дар? Она ошибается! Я, конечно, люблю Джастина, но обычной, ровной любовью, так, как любят тысячи других девушек. Ничего сверхъестественного в моём чувстве нет. Вот голос – это совсем другое. Без лишней скромности говоря, это настоящий дар небес, моя гордость, моя «сверхспособность».
– Это хорошая цена за жизнь твоего отца, – продолжает ведьма. – Сделка вступит в силу, как только ты вернёшь Джастину кольцо.
Огонёк мигает раз-другой, погружая всё вокруг в холодную беспроглядную тьму, и озаряется прозрачным голубоватым сиянием.
Прости, Джастин. Больно, но не так, как могло быть. Не так, как ожидала, наверное. И это обстоятельство ещё сильнее убеждает меня в том, что моя любовь – никакой не дар, а проклятие.
– Хорошо, – шепчу я, – если это поможет отцу, я согласна.
– У тебя очень доброе сердце, – голос смягчается, – твоей жертвы мне хватит с лихвой. Я сделаю скидку. Небольшую.
– Да?
– Мне достаточно одной жизни, милая.
– Простите?..
– В этой жизни ты не должна быть счастливой с мужчиной. Ни с Джастином, ни с другим. В следующей же вольна делать всё, что твоей душе угодно.
Я невольно усмехаюсь. Ведьма жестоко подшутила надо мной, учитывая то, что обычные люди, в отличие от двуликих, имеют только одну жизнь, а я была самым что ни на есть обыкновенным человеком.
Из тьмы по другую сторону стола выныривают морщинистые старческие руки и вынимают пробку из пузырька с прозрачной лиловой жидкостью внутри.
– Протяни ладонь, – велит ведьма, – ту, на которой кольцо.
Я слушаюсь. Рука заметно дрожит. Дыхание с хрипом вырывается из пересохших губ. Воздух в комнате густеет настолько, что становится практически невозможно дышать.
В руке ведьмы появляется остро отточенный кинжал, и не успеваю я охнуть, как раскрытую ладонь прочерчивает царапина. Капелька алой крови падает прямо в пузырёк, затем другая, третья… Жидкость в нём бурлит и играет разными оттенками от густо-фиолетового до нежно-розового, из широкого горлышка вырывается облачко пара.
Ведьма принимается бормотать заклинание. Сперва голос её звучит глухо, но постепенно крепнет, становится чётче и как будто моложе, в то время как у меня бегут по коже колючие мурашки, сердце стучит гулко и через раз, каждая клеточка тела огнём горит. Кольцо больно сдавливает палец, да так, что тот синеет, а сознание уплывает, притупляя боль. Чудится, будто вокруг плывут и перешёптываются между собой чёрные, будто ночь, тени, а капельки моей крови, смешиваясь с волшебным зельем, на миг обретают странные формы, в которых можно угадать силуэты дерева или горы, белочки или волка…
Но вот ведьма замолкает и затыкает пузырёк каучуковой пробкой. Откуда-то веет свежим ветерком, отчего дышится легче.
– Это всё? – хрипло спрашиваю я. – Я могу идти?
– Разумеется, – отвечает помолодевший голос из темноты. – Ступай и ни о чём не беспокойся.
Легко сказать «не беспокойся»!.. Мне только что жестоко разбили сердце. И не только мне, но и Джастину. Но если выбирать между жизнью отца и счастливым замужеством, я без колебаний выберу первое. А Джастин… Что ж, я надеюсь, он не станет горевать слишком долго.
– А если, – я вдруг останавливаюсь, нащупав ручку двери. – Ну, если предположить, что я со временем передумаю? Чисто теоретически?
– Тогда болезнь вернётся, – отвечает старуха, – не только к отцу, но и к тому человеку, которому ты решишь подарить своё сердце.
– Это жестоко! Бессердечно! – возмущаюсь я.
– Но справедливо, – замечает ведьма и разражается хохотом.
Смех её кажется настолько сухим и неприятным, что, оказавшись на залитой солнцем улице, я долго не могу избавиться от охватившего меня суеверного ужаса.
ГЛАВА 1. Сэмпсон
- Год спустя -
На сцене мучает скрипку какой-то вихрастый пацан. Строгая девчонка в чёрном платье с силой стучит по клавишам, будто несчастное фортепиано разбить намеревается. Протискиваюсь между толпящимися на входе студентами и шарю взглядом по залу, ищу знакомых. Опаздываю, чёрт возьми. Надеюсь, что Райли ещё не выступила.
