Дорога густо окуталась пылью. Степан со злостью посмотрел вслед промчавшемуся фаэтону и загородил свою спутницу, но от пыли спасения не было. Вообще городок, куда он был послан на работу в ЧК, несмотря на близость моря, был грязный и душный, с единственной центральной улицей, выложенной булыжником. Остальные улочки в дождь превращались в непроходимые болота красновато-бурого цвета. Степан вытащил папиросу, прикурил, покосившись на жену, а может быть, уже вдову начальника порта. Лавочники и новоявленные фабриканты – сплошная контра – спят и видят, как бы угробить советскую власть. Уж больно им воли много дали. Нет, он, конечно, сознательный, политграмоту изучает. Но сколько же можно? Год, два?.. А дальше? На кой черт они тогда беляков рубили, за мировую революцию жизней своих не жалели…
Степана это возмущало. Он бы, как прежде, ревкомом командовал да с кулачьем воевал, чем тут казенные галифе протирать. Когда его вызвали в уком партии и сказали, что есть разверстка на одного человека для направления на работу в ОГПУ и выбор пал на него, Степан отказывался как мог. Так честно и сказал:
– Что вы, братцы, придумали? Я же в этом ни бельмеса не смыслю!
– Ничего, Степа, – бодро сказал секретарь укома, знакомый еще по Первой конной в период борьбы с Врангелем. – Не боги горшки лепят, научишься.
…Женщина шла молча. Вообще была неразговорчивой: видимо, горе придавило. После той исповеди, что вначале пришлось выслушать Степану, она только спросила:
– А вам обязательно нужен ключ?.. Я хотела бы сохранить его на память.
Степан подтвердил, что ключ – улика, потому непременно нужен. Позже можно будет вернуть.
– Хорошо, – покорно согласилась она. – Ключ дома. Пойдемте.
Они направились в сторону моря, к небольшому поселку, где жили почти все работники порта.
Молчал и Степан, погруженный в невеселые думы. Он надеялся, что разговор с женой начальника порта Долгова хоть что-то прояснит, а получилось наоборот…
В день своего исчезновения Долгов оставался дома с шестилетней дочерью. Жена уезжала к больной матери в Пятигорск и вернулась лишь через сутки.
– В тот день муж рано вернулся домой, – рассказывала она. – Дочка говорит: папа все время курил. Ходил по квартире и разговаривал сам с собой… Девочка уже лежала в кроватке, когда зазвонил телефон. О чем был разговор, ребенок понять не мог, но то, что папа сердился, она запомнила. Оделся, сел к столу и стал писать. Потом сунул бумажку в конверт, показал ей и дважды повторил: «Это для мамы, дочка. Скажешь: письмо на столе…»
– Что же было в письме? – нетерпеливо спросил Степан.
– Не знаю. – Женщина посмотрела на него грустно. – Никакого письма я не нашла.
– А вы хорошо искали?
– Стол перерыла несколько раз – ничего!
– А может, письма не было?
– Зачем ребенку врать?
– Странно… – пробормотал Степан. – А из чужих у вас кто потом бывал?
– Чужих не было. Приходили сотрудники мужа, свои. Да и стол был заперт. А замок в нем не простой, с секретом. Муж сам делал.
Узкая, спускающаяся круто вниз улочка вывела их к морю. Степан никак не мог привыкнуть к его беспредельности. Море представлялось огромным, живым, дышащим существом. Выросший в прикубанской степи, он прежде видел море лишь однажды, когда шел через лиман в обход Перекопа…
– Вот мы и пришли, – сказала Долгова. – Извините, не приглашаю. Сейчас вынесу то, что вы просили.
Она вернулась через минуту и протянула Степану небольшой ключик необычной формы: стержень не круглый, а треугольный, флажок скошен, и на нем красивые фигурные вырезы.
– Таких ключей было два, – сказала Долгова, – у меня и у мужа.
Степан задумчиво подбросил ключ на ладони:
– Странная история. Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
– Нет, – отозвалась Долгова, – то есть да, уполномоченному водной охраны. Он тоже спрашивал о письме.
Степан нахмурился. Опять Аварц опередил… Случайно ли? Все время приходится идти по его следам. Вспомнился разговор с начальником оперпункта. Когда Степану поручили заняться портом, через который, по оперативным данным, просачивалась контрабанда, то Ефремов предупредил его: «В порту есть уполномоченный, Аварц, присмотрись к нему. Он тебя не знает, так что тебе и карты в руки».
На обратном пути Степан только и думал, что об Аварце. То казалось, он нарочно заметает следы, то одолевали сомнения: уполномоченный в порту отвечает за его охрану и обязан вести расследование. Неплохо бы посоветоваться с начальником оперпункта ОГПУ Ефремовым, но фактов маловато. Больше домыслов, чем дела…
Ефремову, пожалуй, говорить рано, решил Степан, а вот с Ахмедом поделиться надо. Ахмед поймет и подскажет, как действовать дальше. У него нюх на такие вещи, и, главное, они друзья. Славный парень, этот Умерджан.
Но посоветоваться не пришлось и с Умерджаном: не успел Степан вернуться на оперпункт, как тут же был включен в опергруппу по задержанию контрабандистов, которых решили брать в поезде Баку – Москва.
Скорый поезд Баку – Москва шел уже третий перегон с той станции, где села в него опергруппа. Переходя из вагона в вагон, Степан смотрел, что называется, во все глаза, но ничего, решительно ничего не находил. Пассажиры были самыми заурядными: пили чай, резались в карты, спали. И хоть бы один настороженный взгляд или какой-нибудь необычный чемодан!
«Наверное, Ахмед их задержал», – с легкой завистью подумал Степан, зная, что друг идет навстречу с конца поезда. Впереди оставался международный вагон. Билеты здесь у пассажиров при посадке забирались, и Степан пришел в замешательство: как же проверять? Потом нашелся, предложил проводнику взять с собой билеты, чтобы сверить их с наличием людей.
– Места все заняты, – хмуро сказал проводник. – Зайцев не вожу.
Степан было заколебался: правильно ли поступает? Но тут подошел посланный Ахмедом боец, шепнувший: «Ничего не нашли. У вас, должно быть». Степана бросило в жар. «Ну гляди, брат, – мелькнула мысль, – держи экзамен!» Он так подозрительно посмотрел на двух ученых, ехавших в первом купе, что те невольно смутились.
В следующем купе ехал известный артист с женой и ребенком. Он играл с малышом, а тот лез ручонкой к банке с вареньем. «А что, если сценка разыгрывается напоказ, чтобы усыпить мою бдительность?» – подумал Степан, и ему стало стыдно. Так, черт возьми, каждого начнешь подозревать…
Постучавшись, Степан уже спокойно открыл третье купе. У окна сидела молодая женщина в сером костюме. Откинувшись на спинку дивана, она курила длинную тонкую папиросу.
– Вы одна в купе?
– Сейчас одна, как видите, – усмехнулась она. – Приятельница сошла в Хачмасе купить яблок и, видимо, отстала.
