Глава 1
Телега медленно ползла по пыльной дороге. Равнодушный ко всему осел брел, низко опустив голову. Казалось, что он спит на ходу.
- Ну и жара сегодня, - отмахнулся от назойливой мухи тучный, истекающий потом возница. - У нас там воды не осталось?
- Так ты всю выпил, - отозвалась его жена, немолодая и некрасивая женщина в одежде крестьянки.
- Да что б вас... Совсем ничего не осталось?
- Говорю же - ничего. Ты еще в Тальницах все выпил.
Они на какое-то время замолчали, слушая, как грохочут колеса по застывшим комьям земли. Поле наконец-то закончилось, и телега въехала в пролесок. Мужик натянул поводья и остановил осла.
- Дай-ка мне флягу, Маришка. Здесь родник есть.
Он взял флягу и с кряхтением, неуклюже взмахивая руками, отошел шагов на десять от дороги в лес. Родник тут, действительно, был. Умывшись и омыв руки, мужик напился из пригоршни, набрал полную флягу и, почувствовав зов природы, повернулся к первому попавшемуся дереву, но в следующий миг забыл, что хотел сделать, и в панике кинулся обратно к телеге.
- Маришка! Маришка! Там! Там!
- Да что "там", Патрушек, говори уж! - встревоженно спросила его жена.
- Там женщина! - выпучив глаза, наконец, вымолвил ее бледный как мел супруг.
Вдвоем они кинулись в лес. Патрушек привел жену к роднику.
- Святые небеса... - охнула Маришка.
В траве, устремив неподвижный взгляд в небо, лежала молодая хорошо одетая женщина. Никаких вещей при ней не было, кроме свертка, который она прижимала к груди.
- Да она уже остыла... - сказала Маришка, прикоснувшись к восковой руке.
И тут сверток зашевелился и следом послышался слабый детский плач.
- Да тут дитя! - воскликнула Маришка и осторожно вытащила сверток из-под руки покойницы. - Совсем крохотный!
- Во дела! - аж присел от удивления Патрушек. - Откуда же?
- А кто ж знает, откуда. А только покойную земле надо предать.
- Я так думаю, что лучше будет до деревни доехать и к старосте обратиться.
- Пока мы доедем, да пока староста народ соберет, при такой жаре тело испортится, никто и не возьмется хоронить. Беги-ка за лопатой. Сами все сделаем.
Три часа спустя Патрушек положил последний камень на наспех сооруженный могильный холм.
- Ну, все, - сказал он, вытирая пот со лба. - А этого куда? - кивнул он на ребенка, спящего на руках жены.
- Куда... С собой возьмем. Куда ж его...
- Да ты, мать, спятила. Своих шестеро, а алмазы мы на огороде не выкапываем. Как кормить-то?
- Да будет тебе, старый ворчун! - урезонила его жена. - Двое старших уже выросли, так что не шестеро, а, считай, четверо. Ничего, прокормим. Не бросать же его тут. Поехали домой, а то дети нас заждались.
Домой они поспели к вечеру. Младшие дети кинулись к родителям в ожидании подарков, за ними подошли и двое старших сыновей, и всех их больше всего интересовал кулек на руках матери.
- А что там? Там платье? Рубахи? - наперебой галдели младшие.
- Да вот, мать подарочек привезла, - со вздохом ответил Патрушек. - Только вот вам или себе - уж и не знаю.
А Маришка прошла в центр горницы, положила сверток на стол и торжественно откинула уголок. Из дорогих муслиновых пеленок глянуло розовое личико спящего младенца. На четверть минуты в избе воцарилась тишина.
- Мать честная... - оправившись от удивления, проговорил Патрушек. - Да это эльф!
- Вот так так... - только и смог сказать старший сын Радек, глядя на остренькие ушки младенца.
- Ну, эльф или не эльф, а дитя есть дитя, - не без дрожи в голосе сказала Маришка. - Не бросать же его в лесу рядом с мертвой матерью. Радек, принеси зыбку, она в сенях где-то. Степанка, подогрей-ка козьего молока. А ты, Мартина, нарви тряпок на подгузники.
И она развернула пеленки.
- Девочка! - воскликнула Маришка. - Будет вам младшей сестрицей. И как же мы назовем ее?
- Каролина!
- Иренка!
- Джоханна! - выкрикивали младшие.
- Назовем ее Даринка, - сказала Маришка. - Добро пожаловать в дом, Даринка!
Поздно вечером, когда дети ушли спать, Патрушек подошел к жене. Та кормила младенца из рожка.
- Глянь, что я в пеленках нашла, - кивнула на стол Маришка.
Патрушек взял небольшой мешочек и вытряхнул в ладонь содержимое. Из мешочка вывалилось несколько золотых колец, четыре пары серег и кулон.
- Здесь, похоже, буквы какие-то, - Патрушек поднес одно из колец к лучине и стал рассматривать его. - А.М, что ли... А тут - смотри-ка - какая-то птица... - он показал жене кулон, который представлял собой круглый зеленый камень в золотой оправе, поверх которого распластала крылья диковинная птица. - Видать, из богатых.
- Да уж точно не селянка, - подтвердила его догадку жена.
- Вот, считай, мать нам за приют своего ребенка и заплатила. Это же продать можно.
- Какое продать? Это не наше, это ее, - кивнула Маришка на младенца. - В приданое ей пойдет.
Патрушек разочарованно побросал драгоценности обратно в мешочек.
- Чует мое сердце - хлебнем мы с ней невзгод, - сказал он, глядя, как Даринка с аппетитом чмокает молоком. - Эльфы, сама знаешь, нынче не в чести. Как бы нам не это...
- Знаешь что, муженек... Не лез бы ты в бабьи дела. Да она понятия не имеет, что она эльф. И знаешь, что я думаю? Та покойница уж наверняка приходилась ей матерью.
- Ну? - Патрушек выжидающе смотрел на жену.
- Ну! - передразнила она его. - А уши-то у нее были обычные, не эльфийские.
- Ну?
- Да что ты нукаешь, я тебе не лошадь! - рассердилась Маришка. - Думай! Ежели она ей мать, а уши у нее были обычные, а у Даринки уши эльфийские, то...
- Ох ты, батюшки! - выпучил глаза Патрушек.
- Вот то-то и оно! Значит, что?
- Что?
- Да то, дурень ты этакий! Дочка какого-то князя спуталась с эльфом, да и родила от него! И ее, видать, из дому выгнали, либо сама сбежала да и померла по дороге.
{Тринадцать лет спустя}
Тихий закат разливается над деревней. Соловьи уже пробуют первые ноты в кустах чубушника, там и сям раздается мычание вернувшихся с выпаса коров. Лают собаки, гремят ведра, квохчут куры, загоняемые в курятники. Невысокая девушка в платке, из-под которого на грудь спускались две светлых косы, вышла из избы и понесла ведро с очистками в хлев.
- Даринка!
Она обернулась.
Парень лет шестнадцати в лихо заломленной шляпе стоял у плетня.
- Дечан, сколько раз тебе говорить - не приходи сюда! Татко ругается! - ответила Даринка.
- А чего ругаться? Я по осени сватов зашлю, - ответил Дечан.
- Думать забудь. Татко говорит, что мне замуж еще рано. Годика через два, говорит, можно будет и подумать.
- Тю! Два годика! Через два годика ты уже старухой будешь, никто тебя не возьмет.
- Сам ты старуха! Не приходи сюда!
Даринка развернулась и направилась к хлеву.
- А я все равно зашлю! - крикнул ей вслед Дечан.
Даринка не ответила и даже не обернулась. Дечан ей не нравился, да и замуж ей совсем не хотелось. Вон, старшая сестра вышла за соседского Ктибора. За пять лет уже третий раз беременная, а работает с утра до ночи. Семья хоть и считается не бедной, и Ктибор вполне мог нанять работников для тяжелой работы, так ведь нет - скупой до ужаса, каждый грош считает. Жалко ему денег. А жену не жалко. Зато какие песни пел, когда женихался - "будешь за мной, как сыр в масле, ничего не пожалею"... А уж как татко-то радовался, что не будет Мартина в голоде-холоде жить. Даринка вывалила в корыто очистки, почесала за ухом ленивую супоросую свинью и вышла из хлева.
