В первый момент Костя решил, что у него начались галлюцинации на фоне переутомления на работе и чересчур большой концентрации феромонов в воздухе. Потому что ему навстречу шла женщина, которой тут не могло быть. Просто потому, что не могло. Особенно в таком виде. Но чем ближе она подходила, тем больше Костя убеждался, что видит перед собой именно ее. Именно на БДСМ-фесте «Бархат». Именно в обтягивающем все такую же дивную фигуру черном латексном костюме. И на высоченных каблуках. И с полумаской с кошачьими ушами, которую сжимала в руке. Она выглядела старше, и либо это было очень правдоподобная галлюцинация, либо…
– Аня?.. – не выдержав, окликнул он и сделал шаг к ней. Зачем-то машинально пригладил волосы: бессмысленное действие, все равно кудряво топорщатся, даже собранные в хвостик. Вид у него, конечно, был самый что ни на есть ужасный для встречи с бывшей, с которой ты когда-то в юности собирался прожить долго и счастливо и умереть в один день. И которая потом разбила тебе сердце. Перед ней нужно появляться в сияющем костюме цвета сливочного мороженого. А Костя, с расчетом на практическую часть своего семинара, был одет удобно: в свободные брюки с карманами на коленках и какую-то нелепую толстовку. Гитарист гаражной гранж-группы какой-то, а не уважаемый врач и доминант.
– Костя? – она уставилась на него с изумлением своими большими янтарными глазами, все равно снизу вверх, даже на таких каблуках. – Не ожидала тебя тут встретить!
И покраснела на глазах, прижимая руку к груди, которая была бесстыдно откровенной в этом черном латексе. Костя аж глаза прикрыл, не в силах выносить это зрелище. И грудь, и волосы, струящиеся по плечам – как они смотрелись на черном! И золотистые «анютины глазки», как он их сам когда-то придумал называть. Все это вместе. Его почти не колбасило этой весной, и он уж было обрадовался, что у него наконец начало проходить. Зря! Стоило ее увидеть – и колбасить Костю начало прямо сейчас, безо всякой весны, в пять раз хуже, чем обычно.
– Я тоже тебя не ожидал тут… – мужественно открыв глаза и посмотрев на нее, ответил он. Вышло хрипло и совершенно очевидно нервно. И это было даже хуже, чем его дурацкий вид. Костя сейчас был дурацким весь целиком. А еще у него руки дрожали, так что он засунул их в карманы: не дай бог заметит. – Ты… какими судьбами?.. – продолжил он не менее глупо, чем начал.
Аня показала на ухо маски своего костюма.
– Да вот! Пообещала поучаствовать в шоу-экшене, вместо одной заболевшей девушки. –Она смущенно почесала бровь. – И мне посоветовали пройтись в костюме вот по залу, мол тогда на сцене не так стремно будет появляться. Кажется, не работает. А ты?
Костя немедленно подумал, что, наверное, Аня здесь оказалась случайно. В смысле, сама не в Теме и не была никогда. Просто согласилась помочь «тематическим» друзья по доброте душевной, а теперь вот робеет и стесняется. Это было бы очень на нее похоже. И куда меньше переворачивало с ног на голову картину мира, чем представлять Анюту нижней, и уж тем более верхней – как он, признаться, успел на какой-то момент, увидев ее в этом латексе. В общем, версия выходила правдоподобная, только Костя теперь не знал, сознаваться ли ему, что он сам очень даже в Теме. Впрочем, за него все решил случай в лице Семена, крепкого и низкорослого бондажиста, который выкатился прямо на них из толпы.
– Привет, Снейк! – бодро проорал он. Костя отсалютовал ему двумя пальцами и очень выразительно посмотрел. Семен был человек хоть и буйный, но понятливый, развел руками, пробубнил: «Рад был видеть», – и укатился обратно в ряды публики.
– А я тут сегодня, вроде как, семинар провожу, в качестве врача-травматолога, – слегка смущенно ответил он Ане, пожав плечами. – Вообще-то я это дело не люблю и гоню всех желающих записываться на курсы первой помощи, которых сейчас навалом. Но меня очень уговаривали. А ходить по залу совершенно точно не работает. Тут надо иначе… – решился сказать он под конец, потерев бровь. Просто представил себе, каково Ане, если она тут и впрямь случайно, ухнуть с головой в такое количество народу, когда вокруг кого-то то порют, то связывают под бодрую музыку, а остальные щеголяют откровенными нарядами и довольно стремными порой действиями. Она и безо всякого садомазо таких сборищ всегда пугалась.
– А как? – тут же заинтересовалась Аня и нервно оглянулась. – Там еще чужие экшены не начинаются? Я хотела посмотреть и поснимать.
Он тоже огляделся по сторонам. Из колонок, развешанных под потолком, гулко бухали “Nine inch nails”, создавая приличествующую случаю атмосферу декаданса и разврата. Подиумы, расположенные по двум коротким стенам просторного вытянутого зала, пока что пустовали, хотя на том, что был справа, суетились люди, явно подготавливая все к началу действа. Но там пока что царил такой же мягкий синеватый полумрак, как и вокруг, хотя Костя знал, что когда все начнется – врубят подсветку. Как в театре: в зале темно, на сцене светло, чтобы лучше видеть. А сейчас призывно манил красноватыми и желтыми огнями только бар, на который Костя возлагал робкие надежды.
– До официального начала программы еще двадцать минут, – сказал он, вскинув руку и глянув на часы. Ну вот, хоть хронометр у него был приличный, и то неплохо. – А потом еще Зед будет торжественно всех приветствовать и пересказывать программу мероприятия, минут пятнадцать, а то и все двадцать. В общем, времени достаточно. Как раз успеем претворить в жизнь первый мой совет. Если ты не против. От волнения немного помогает зеленый чай. Особенно с мятой и чабрецом, – он кивнул в сторону бара, внутренне офигевая от собственной наглости. Вот так вот взять и предложить даме чай, особенно после всего, что было между ними, да через столько лет! Но, на самом деле, Костя просто как-то разом позабыл и про свое разбитое сердце, и про этого долбоящера Мещерякова, к которому Аня от него ушла, и про все на свете. Когда она так смущалась, робела и переживала, о ней хотелось немедленно заботиться и опекать. И он ничего не в силах был с этим поделать. Просто не мог ей не предложить, безо всяких намеков и подтекстов. Какие уж тут намеки, когда Костя был решительно уверен, что ничего ему в данном направлении не светит. Уже много лет был уверен окончательно и бесповоротно.
– Чай… Господи, гениально! Спасибо, Кость. Пошли пить чай! – нет все-таки спустя столько лет, смущалась и робела Аня немного меньше. Или продолжала его считать не совсем чужим, что так легко обращалась.
– Идем, – улыбнулся Костя и решительно направился к бару. Он с трудом совладал со внезапно выпрыгнувшим из глубин подсознания желанием привычно обнять Анюту за талию. «Охолоните, уважаемый Константин Мораитис, это больше не ваше», – мысленно огрызнулся он на себя. Тем более тут, соблюдая тематический этикет, не стоило трогать чужих женщин собственными руками. Чужих. Чьих-то. Мещеряковских. Или уже чьих-нибудь еще. Не Костиных, вот что главное. – А кто у тебя Мастер, в твоем экшене? – спросил он, претворяя в жизнь вторую часть своего плана по спасению Анюты от мандража. Этому кому-то он уже страшно завидовал: он-то ее руками трогать право имел, хотя бы на время экшена.
