— Спаси мою мать! — потребовал Вася Заваркин-младший.
Анфиса Заваркина второй год лежала в коме. Пять ножевых ранений в живот, большая кровопотеря и остановка сердца надолго оставили ее мозг без кислорода, и теперь она вела растительное существование на больничной койке с трубкой в горле.
О том, что Анфиса технически жива и служит подгнивающим контейнером собственному мертвому мозгу, Заваркины никому не говорили, объявив ее погибшей. Им не хотелось, чтобы какие-нибудь паломники из города Б, которые непременно потянулись бы к постели умирающей, столкнулись в больничном коридоре с ее вполне живым «братом».
Маленький Вася за последние два года не сказал отцу и сотни слов. После школы он болтался с дружками до ночи, курил в подворотнях и не шел на контакт. Впрочем, Васе-старшему некогда было вмешиваться в его жизнь. Он лишь приглядывал за ним вполглаза, чтобы мальчишка совсем не сгинул.
Но когда Заваркин-старший объявил о своем решении отключить еле живую жену от аппарата жизнеобеспечения, Вася взорвался.
— Это ты ее убил! — злобно выкрикнул он в лицо своему отцу, сжимая кулаки.
Надо сказать, что от Анфисы вдобавок к высокому росту и тонкой кости Вася унаследовал достойное восхищения бесстрашие. Алиса, которая была свидетелем этой сцены, невольно удивилась тому, как он похож на свою мать. Он сейчас боролся за нее с таким же пылом, с каким она когда-то защищала его.
Василий-старший ничего не ответил на обвинения.
— Это ее решение, — сообщил он, спокойно глядя сыну в глаза. Алиса чувствовала, что за этим непроницаемым фасадом бушует буря. – Этого хотела твоя мать. Всю свою жизнь, с самого первого попадания в больницу, она боялась остаться беспомощным растением. Она велела мне отключить ее сразу, как только врачи опустят руки…
Врачи отказались от нее давным-давно, вынеся неутешительный вердикт – мозг Анфисы Заваркиной мертв. Энцефалограмма не показывала никакой активности.
— Перерезал бы ей сонную артерию, и дело с концом! — Вася-младший сделал шаг навстречу отцу.
- Полегче, — буркнул тот, глядя на сына исподлобья.
Заваркин-старший перевез Анфису в Осло. Они точно знали, что Ася не одобрила бы смены места жительства – она ведь ненавидела Норвегию всей душой! Но лежать в коме здесь оказалось удобней и дешевле.
Василий вызвонил свою сестру с севера, где семья Йоргесен проводила каникулы, фотографируя северные сияния и сортируя материал для персональной выставки Бьорна в Америке. Брат сообщил Алисе о своем решении отключить жизнеобеспечение и попросил приехать попрощаться.
Алиса его поддержала. Они были вкрай измотаны этой почти двухлетней пыткой.
Но маленький Вася, оказывается, не желал сдаваться. Он зазвал тетку для серьезного разговора в знакомую и родную, но уже давно нежилую квартиру-студию на Dronningens gate 15.
— Спаси мою мать! — это было первое, что он сказал, едва Алиса переступила порог.
Вася сидел за стойкой, собранный и напряженный четырнадцатилетний мальчик, который не был готов отпустить любимого человека в мир иной. Он пер на Алису с такой энергией, что та растерялась и не поняла, чего именно он от нее хочет.
— Ты же хюльдра! – нетерпеливо пояснил он. — Ты можешь исцелять!
Алисино сердце разрывалось от жалости. В отчаянии маленький Вася готов был цепляться за что угодно, даже за сказки и выдумки. Самое страшное – Алиса не могла придумать, что ему сказать, чем отвлечь его от этой бредовой мысли о волшебном исцелении.
— Перестань, — поморщился Вася, — перестань делать вид, что не веришь!
— Вася… — начала Алиса, приблизившись к нему.
— Сядь, — велел он ей, кивнув на стул за барной стойкой, — поговорим.
Алиса послушно села и невольно поддалась приступу ностальгии. Казалось, еще совсем недавно она привезла фотографии пятилетнего Васи, чтобы образумить его непутевого папашу. И вот уже сам Вася, совсем взрослый, сидит там, где они тогда прихлебывали аквавит, и строит план по спасению жизни своей матери, великой и ужасной Анфисы Заваркиной.
— Перво-наперво, я тебя попрошу мыслить шире, — сказал Вася серьезно и открыл блокнот и взял ручку. Он любил составлять списки и следовать им. – Мы не будем сейчас говорить о вере и неверии. Мы примем за аксиому, что хюльдры существуют. Это раз. Так и запишем.
Он черкнул что-то в блокноте, и Алиса невольно им залюбовалась. Несмотря на плохую компанию и легкие наркотики, Вася был лучшим учеником в классе, говорил по-русски, по-английски и по-норвежски, разбирался в тригонометрии и химии, писал бойкие сочинения – преуспевал в науках, не прилагая особых усилий. Если и была причина для того, чтобы два монстра – Ася и Вася Заваркины – сошлись в одной точке во Вселенной, то этой причиной, несомненно, было появление на свет их сына, блестящего во всех отношениях молодого человека. Прибавив к его недюжинному уму отцовское обаяние и яркую внешность – светлые кудри, широкие плечи, серые глаза – и воспитанное Анфисой умение располагать к себе, Алиса готова была признать здесь и сейчас – перед ней сидел подрастающий идеал мужчины.
— Во-вторых, вспомним Крысу!
Крыса – золотистый ретривер, которого десятилетний Вася забрал из приюта, был туп как пробка, никого не слушался и мало что понимал, но был весел и бесконечно добр. Его знала вся улица в Блэкхите, где тогда жили Заваркины. С ним с удовольствием возились соседские дети, конечно, если важный Вася им это позволял. Что уж говорить, Крыса приглянулся даже Заваркину-старшему, который терпеть не мог животных!
Тем летом Алиса заехала к ним погостить. Тот день, о котором Вася сейчас просил ее вспомнить, они провели вдвоем в Лондоне, а по возвращении домой обнаружили Крысу на подъездной дорожке. Он не дышал. Из его пасти текла кровь, и Алиса предположила, что собаку сбили машиной и, чтобы скрыть преступление, подкинули его безжизненное тело им во двор.
— Скорее, к ветеринару! – крикнул побелевший Вася.
— Он мертв, зайчик, — сказала Алиса тихо.
Она опустилась перед телом Крысы на колени и подтянула мертвую собаку к себе. Обняв его и не переставая поглаживать, она баюкала его как младенца, напевая старинную норвежскую песенку, которую подслушала на севере у одной старой фру. У фру были такие белые волосы, что в них не было заметно седины. Несмотря на возраст, она носила косу до пояса и все время улыбалась.
Улица была пустынна. Вася убежал то ли просить помощи, то ли искать виновного. Алиса потеряла счет времени. Она все сидела и напевала, монотонно раскачиваясь. Вася вернулся, когда на Блэкхит опустились сумерки.
— Никто ничего не видел! – зло сказал он, опускаясь рядом. Всё его лицо было в черных разводах, похоже, Вася вытирал слезы грязными руками. — Никто не хочет нам помочь!