1. Пролог
— Что вам угодно?
Я стараюсь быть холодной, строгой и отстраненной. Стою на лестнице прямо, чуть касаясь рукой перил, и смотрю свысока на неспешно поднимающегося мужчину.
Подбородок чуть приподнят, глаза сухи, губы спокойны. Платье в полном порядке. Ни одной детали, что свидетельствовала бы о моем волнении.
Все, как меня учили.
Все же я — не просто девушка. Я герцогиня Редстоун. Моя родословная такова, что и король счел бы за честь поклониться мне. Я выше многих в этом мире. Поэтому мне полагается держаться с достоинством, особенно общаясь с мужчинами, о которых говорят — выскочки.
Кто он? Откуда появился? Как попал в высшее общество, куда ему путь закрыт?
Я не знала.
Но знала, что мне не полагается говорить с ним.
Даже смотреть в его сторону недопустимо.
Он никто; всего лишь мелкая мошка, серая точка.
Я — все. Я — солнце. Это не хвастовство и не высокомерие. Это так и есть.
Такие разные величины…
Поэтому я могу принимать какой угодно величественный и строгий вид, но это уже не изменит его отношения ко мне; я пришла сюда, с ним на встречу — а это значит, что он уже властвует надо мной.
Я — его добыча.
Он уже победил. Я уже принадлежу ему.
Но все же я продолжаю свою игру, делая вид, что всего лишь удивлена его дерзостью. Не больше.
Внутри меня все кипит и дрожит, потому что тот, кто идет ко мне по лестнице, невероятно, до безумия, красив, и так же опасен!
Высок, строен, но силен. Сила в каждом движении. Золотые, пшеничного цвета волосы, чуть вьющиеся, достигающие плеч. Модный фрак ладно сидит на его красивом теле, и мне хочется застонать от восхищения.
Как же хорош! Какой же породистый… самец!
Это непозволительные мысли. Стыдные.
Но я не могу с собой ничего поделать.
Я вижу его не чинным и не наряженным к празднику, а обнаженным. Неистовым и прекрасным, как античный бог войны.
Сексуальным; все его существо пропитано порочной, страстной, жадной сексуальностью.
И от него исходят флюиды, рождающие в моем мозгу вспышки неконтролируемой похоти. Тело ноет и болит в сладостном предвкушении. Я хочу его так сильно, что почти… кончаю, когда он смотрит на меня вот так.
Снизу вверх, но взгляд его властен и не предвещает ничего хорошего. Он словно раздевает меня взглядом.
Я готова отдаться ему прямо тут, на лестнице, если он прикажет. Лечь на спину и поднять колени, развести их в стороны так широко, как он скажет.
И даже не пискнуть, когда он овладеет мной.
Такая сила и властность исходит от него.
Я чувствую, как вся дрожу, а моя рука против моей воли вцепляется в перила.
Не то я просто упала бы. Силы изменили бы мне, и я рухнула бы к ногам того, кто так цинично усмехается. К тому, которому мои титулы и положение в обществе ничего не значат.
К тому, для которого я сама не значу ничего.
И все же он зачем-то назначил мне это свидание…
Я чувствую себя беспомощной и беззащитной под взглядом его льдистых глаз.
Удивительно жестоких и прекрасных. Как зимнее море, готовое забрать жизнь.
Светлые, в окружении золотистых ресниц. Как голубые бриллианты в золотой оправе. Прекрасно и трогательно-невинно.
Но это обманчивое чувство.
Мне он кажется кровожадным монстром, готовым к прыжку чудовищем, зверем, что растерзает меня без тени жалости. Его холодные глаза обжигают взглядом, и мне кажется, что я тону в ледяной воде, что мне конец!..
Опасность, которую я ощущаю, не дает мне дышать, разум твердит — беги, спасайся, пока не поздно! Он погубит тебя! Разве ты не видишь, он порочен, как дьявол, и так же жесток. Ему безразличны твои чистота, невинность и ты сама.
Таких, как ты, он ломал и уничтожал десятками.
Просто взяв свое и отбросив прочь.
Губил безвозвратно и оставлял, цинично усмехаясь.
Но жажда, разгоревшаяся в моей крови, сладкое безумие, зовущееся любовью, удерживало меня на месте.
Я знала, что погибну, как мотылек над свечой, и жаждала этого. До боли, до отчаяние, почти до слез!
Я хотела, я надеялась — нет, не его порочной, темной, сексуальной страсти, — а всего лишь касания. Думала, что ему хватит дерзости и смелости взять меня за руку. Это единственное, что он мог себе позволить в общении со мной.
Это единственное, что я могу ему дать.
И это единственное, что убьёт меня, но я умру счастливой!
Влюблена ли я?
Если сумасшествие, охватившее все мое существо, можно назвать любовью, то да. Влюблена.
— Что вам угодно? — говорю я, а слов не слышу.
Вижу только его.
И он, люто и ненасытно усмехаясь, уже рядом со мной…
— Вас, — говорит он, и его голос многократно, как эхо, раздается в моей голове. — Я хочу вас.
— Что, простите?.. — ошарашенно бормочу я.
Он не отвечает.
Вместо слов он склоняется, берет мою руку, висящую, как плеть, и запечатлевает горячий поцелуй на моих пальцах. Невозможный, недопустимый!
— Что вы делаете! — я пытаюсь кричать, но из горла вырывается лишь сдавленный, задушенный шепот.
Его волосы сияют золотом. Я могу коснуться их, провести ладонью по его голове, но не смею. От него пахнет морским свежим морозным бризом, этот запах будоражит и пьянит меня.
— Что вы делаете…
2. Глава 1
Он переворачивает мою руку ладонью вверх и мягко, соблазнительно нежно и томно целует сначала в ладонь, глядя мне прямо в глаза опасным, пожирающим взглядом.
Потом целует в запястье, там, где так бешено колотится пульс.
Потом выше, выше, до самого сгиба локтя, оставляя цепочку теплых влажных поцелуев. Он принюхивается к аромату моей кожи, словно голодный хищный зверь, готовый вырвать из моего тела кусок… Неприкрытое порочное, сексуальное желание; хищная жажда обладать, взять, растерзать тотчас же.
От каждого его прикосновения меня словно бьет молнией, я вздрагиваю, умираю с каждым поцелуем и вновь рождаюсь.
— Как вы смеете, — шепчу я, и он цинично усмехается. Его руки обвивают мою талию, что совсем уж недопустимо. Если нас увидят…
Я понимаю, что отцу проще застрелить меня, чем вынести этот позор, мое грехопадение, но двинуться не могу. Не могу противиться его гнетущей властности! Не могу сбросить со своего тела его руки, не могу высвободиться от его объятий!
Он прижимает меня к себе, к своему жесткому, сильному телу. Его дыхание учащается от возбуждения, тонкие ноздри хищно дрожат. Его широкая ладонь по-хозяйски скользит по моей груди, по моей подрагивающей шее.
— Не трогайте! — еле слышно протестую я, и он сжимает мое лицо, крепко, болезненно.
— Ты — моя, — жестко и безапелляционно говорит он. Это так не вяжется с его нежными, полными чувственного наслаждения прикосновениями! У меня ноги дрожат, я держусь из последних сил, стараясь не выказать, как я боюсь его. Боюсь, умираю от страха, как кролик перед удавом. — И это не обсуждается. Я так хочу. Я так решил. В тот самый миг, когда увидел тебя, я решил, что ты должна принадлежать мне.
