ГЛАВА ПЕРВАЯ
Праздник в честь открытия нового фонтана не задался. Нет, так-то власти города постарались: и ленточку повесили красивую, красненькую, широкую. И ножницы наточили остро. Подушечку бархатную, на которой их подали, кистями золотыми украсили. И мэр, что ленточку перерезал, выглядел солидно, и супруга его блистала и ослепляла бриллиантами, в полдень несколько неуместными, но кого и когда сие смущало? Поговаривали, что пошли на бриллианты деньги, выделенные меценатами на благоустройство местного приюта для собак, но сколько в тех слухах правды, никто не знал. И речь оного мэра в меру была пафоса исполнена. И оркестр играл бравурно. Сияли на солнце медные трубы, оглушали барабаны. А вот фонтан, сволочь этакая, все испортил. Не пожелал открываться, хоть ты тресни. Не запустился, в смысле.
Что-то под землей утробно загудело, зафыркало. Каменная чаша выплюнула в небо тоненькую струйку воды и на том все прекратилось.
Аплодисменты благодарных горожан еще звучали, по инерции, видать, но вскоре стихли. И воцарилось на площади настороженное молчание.
Я растерянно почесала кончик носа шариковой ручкой. И вот что теперь писать? А главное – как? И ведь прекрасная же статья получалась, правдивая! День солнечный, как по заказу, публика нарядная, музыка веселая. Фонтан вот тоже впечатлял. Широкая чаша из зеленого камня, а в ней шары. Разноцветные. Серый, синий, белый, красный, а поверх них – еще и желтый. И что-то там такое заумное вся эта конструкция означала, но что именно – в памяти моей не отложилось. Но не беда, описание задумки имелось, причем подробное. Архитектором ведь выступал не кто-нибудь там, а племянник самого мэра, сын горячо любимой сестры. И редактор, давая мне задание, несколько раз подчеркнул его важность. И уволить пригрозил, если не справлюсь.
Чуть поодаль Левицки бодро строчил в блокноте, не отвлекаясь даже, чтобы отереть испарину с лысины. Очки его в роговой оправе поблескивали, как мне показалось, злорадно. Сотрудничал Левицки с «Городским сплетником», а тот, всем известно, финансировался местной оппозицией, так что в вечернем выпуске следовало ожидать разгромную статью, в которой и мэру, и племяннику его, и супруге, и фонтану – всем достанется. А главное, и в суд ведь не подашь за клевету. Не то, чтобы обращения в суд когда-либо помогали, ибо кто станет читать опровержение мелким шрифтом на последней странице, но при мысли о том, что Левицки оказался в более выгодном положении, совсем уж как-то паскудно на душе стало. И ручку я погрызла по давно позабытой привычке, а затем, спохватившись, перечеркнула все написанное ранее.
Статью требовалось сдать не позднее трех часов, так что придется импровизировать.
* * *
– И как это понимать?
Главный редактор Прист, полный и одышливый, побагровел так, будто его вот-вот удар хватит. Левой рукою он опирался о столешницу, а правой потрясал листом с той самой злополучной статьей, отпечатанной на машинке.
– Что это такое, а, Дрейк? Я тебя спрашиваю!
– Статья, – пискнула я. – О городском празднике.
– Статья? – взревел Прист, покраснев еще сильнее. Водянистые глаза его выпучились так, что грозились вывалиться из орбит. – Статья? Это, Дрейк, не статья, а сочинение второгодника на тему «Как я провел лето»!
Стало обидно. Очень. Потому как незаслуженно Прист обзывался. Да, пришлось аккуратненько так обойти тему незапустившегося фонтана, а о чем тогда еще писать? Правильно, вот природу с погодой и описывать. И речь мэра тоже вычеркнуть довелось, потому как все возвышенные слова о юном даровании, инновациях и процветании города ни с природой, ни с погодой никак не монтировались. Вот и вышло в итоге, что праздник – он сам по себе состоялся, без повода. И без мэра. Но горожане довольны остались, вот что главное. И не слукавила ведь, действительно довольны. Им-то, если подумать, не так уж фонтан необходим. Если б еще на него из городского бюджета средства не выделили, притом немалые… Но в ясный солнечный день, под веселую музыку, среди каруселей и палаток с разнообразными вкусностями, о бюджете как-то никто почти и не задумывался.
– Какая перед тобой стояла задача, Дрейк?
– Похвалить городскую власть, – отрапортовала я. – Но в меру, не злоупотребляя, чтобы избиратели не заподозрили нас в предвзятости.
А они и не заподозрят, потому как весь город точно знает: «Вестник» мэру и принадлежит, а что записан на двоюродного дядюшку на паях с троюродной бабушкой, так то детали, сути не меняющие. И Присту известно прекрасно, кто именно ему зарплату платит.
– И? Где здесь хоть слово о городской власти?
– Так вот же! В самом начале.
Прист откашлялся и с выражением зачитал, громко этак, с выражением:
– Благодаря заботе коммунальных служб центральная площадь всегда поражает чистотой… – тут он запнулся, вновь закашлялся, набрал воздуха в грудь и заорал так, что у меня колени подогнулись: – Да ты издеваешься, Дрейк!
И вовсе даже нет. И потом, разве есть моя вина в конфузе мэра? Я, если так-то, специально власти не упомянула, чтобы негатив не вызывать.
Орал Прист долго. Припомнил мне и первый репортаж из сиротского приюта, в котором я, наивная, все обнаруженные проблемы перечислила. Откуда же мне было знать, что попечительницей заведения являлась мать юного гениального архитектора, она же сестра городского главы? И выставку картин, что я расписала в самых радужных тонах, чего делать никак не стоило, поскольку художником оказался зять того самого оппозиционера, владельца «Сплетника». И что с того, что мне лично его работы понравились? Если личное мнение корреспондента идет вразрез с официальной политикой издательства, то оное мнение лучше при себе держать. Правда, Прист выразился иначе, посоветовав весьма конкретно и подробно, как с таким мнением поступать должно. И вот теперь я провалила третье задание!
Наконец, редактор выдохся, отер лысину платочком с подозрительными какими-то пятнами и повалился в кресло.
– Значит, так, Арабелла Дрейк! – выдохнул он. – Даю тебе последний шанс. Не справишься – сама виновата. Вылетишь из редакции со свистом. Гарантирую.
* * *
– Сильно злился? – спросила хорошенькая смешливая Вероника, забавно округлив глаза.
Тонкие пальчики порхали над клавиатурой печатной машинки, весело подпрыгивали светлые кудряшки надо лбом. Вероника числилась в штате редакции секретарем, а по сути являлась справочным бюро и незаменимым помощником при любых сложностях. В недрах ящиков ее стола обнаруживались подлинные залежи сокровищ: ножницы, иголка с нитками, пилочка для ногтей, целый склад лекарств, пакетики с изюмом и орешками и прочие необходимые мелочи. Она знала все и обо всех, но знаниями своими делиться не спешила, чем снискала всеобщее молчаливое уважение. Несмотря на то, что Вероника отметила в прошлом году тридцатилетие, окружающие воспринимали ее совсем юной девушкой, а в этом, знаете ли, тоже имеется своя магия.
