На душе у меня было одиноко. Такого одиночества я не чувствовал еще никогда. Не знаю, возможно, это связано с тем, что я в активном возрасте «кризиса» и все заново переоцениваю или же на меня наложило отпечаток душевное состояние из-за болезни, которая уже более шести месяцев мучила меня. Как человек, который старается более или менее объективно смотреть на себя, на свои ощущения и состояние здоровья, доля субъективизма все-таки, думаю, у меня достаточно сильно присутствует. Так бывает, когда сам не можешь оценить свое состояние и поэтому нуждаешься в посторонней помощи. Такую помощь я в то время и искал.
Было поздно. Во дворе уже не было слышно никого: ни движения, ни звука. То самое время, когда вокруг все затихает; дневные птицы заснули, а ночная живность еще не проснулась. Дома все спали. Это было время, когда сон так силен, что воры спокойно могут обокрасть любую квартиру, не боясь никого разбудить.
Смотреть телевизор не хотелось, но и спать тоже. Дома все спали, и мне не хотелось никого будить. Чтобы отвлечься, я с болью во всем теле вышел во двор прогуляться, увидеть звезды и рассказать им, что я чувствую, а если точнее, может быть, даже пожаловаться. Смотря на небо, я прошел некоторое расстояние и, не заметив ничего, медленно вошел в туман. Я очень удивился, так как в такое время обычно не бывает тумана, или бывает, но где-то высоко в горах.
Немного озадаченный, я все-таки продолжил движение, пока не наткнулся на калитку. «Странно, тут никогда не было калитки,» – подумал я вслух. Постояв, я решился войти. Открыл калитку, сделал шаг и почувствовал невыносимую боль в груди, потом в ногах, руках, голове… И, кажется, от такой сильной боли я потерял сознание, так как, когда очнулся, лежал на влажной траве и все еще чувствовал слабость. Собрав все силы, я приподнялся и стал соображать, как долго я лежал на траве? Я не мог определить время, длительность и где я нахожусь. Но после некоторого времени я встал на ноги и медленно пошел по тропинке, спускаясь вниз в странную долину, окутанную тем же серым туманом.
Тропинка была вытоптана в траве. Узкая и извилистая, засыпанная белым песком, она вела меня куда-то вниз. Мне было видно метра два вперед, не более. Я медленно шел по тропинке, дыша глубоко и стараясь не упасть. Через некоторое время я уже полностью пришел в себя от последствий болевого шока, но все еще покачивался при ходьбе.
Внезапно вдали я увидел, как замерцали огоньки. Это были огни от керосиновых ламп. Когда я приблизился к домам, стало видно, что лампы стояли на подоконниках глинобитных домов с глиняными плоскими крышами и маленькими оконцами. Двери были серого цвета, и перед входом в дом была площадка тоже из глины, где сидели люди и смотрели в мою сторону. Все они были одеты в белое. Я заметил, что среди них были и женщины, и мужчины, и даже дети. Но все они молча сидели и смотрели на меня, спускающегося с холма в долину, где стояли эти дома.
Постепенно, подходя ближе, я уже стал различать лица людей. Не понимая до конца, где я мог оказаться, я продолжал движение, пока вплотную не приблизился к первому дому, к площадке перед домом, где сидела женщина. Она обернулась ко мне, и я узнал свою любимую бабушку. Ее белое до пола платье, сшитое из мешковины и платок, завязанный под подбородком, светились глубоким бело-синим светом. Я соскочил на ступеньку и оказался так близко к бабушке, желая ее обнять, но у меня не получилось, она вдруг как бы ускользнула от меня. Я опять попытался ее обнять, но безуспешно. Тогда она приподняла руку ко мне на уровне груди и остановила меня. «Мальчик мой, мой родной, пока тебе не получится меня обнять», – сказала она грустно, но с какой-то неизмеримой нежностью. «Но мы можем поговорить», – продолжила она. «Не бойся, все хорошо, никто тебя тут не обидит, и ты не умер», – медленно начала говорить со мной моя бабушка. «Он нам разрешает видеться со своими любимыми, – продолжала она, – вот ты и прошел. Пойдем со мной, и я тебе покажу всех, кто здесь живет», – и она пошла вперед, указывая мне дорогу дальше.
Когда я был маленький, бабушка всегда называла меня «Володя» или, если быть еще точнее, «Володя всезнающий – куп билган». Потом, когда я подрос, я понял, что был похож на Владимира Ленина в детстве. Если вы помните, были «звездочки» с фотографией Ленина в детстве. Так вот, я на него был очень похож. Меня все любили. Я был белокожий, с черными кудрявыми волосами, и моя бабушка всегда следила за мной и одевала меня чисто. Она всегда водила меня по всем родственникам, где меня хорошо принимали. То ли из-за того, что я приходил с бабушкой, то ли на самом деле меня просто все любили. Но это уже не важно, так как я скучал по всем моим родственникам, особенно из детства, в ту самую ночь, перед тем как я вошел в калитку.
«Знаешь, – мягко говорила моя бабушка, – мы все тут живем в одинаковых домах. Время от времени мы выходим и общаемся друг с другом, рассказываем о своих прошлых жизнях, делимся прожитыми чувствами. Но иногда случается особенный момент, Oн позволяет нам встретиться с теми, с кем мы захотим», – восторженным голосом продолжала моя бабушка. «Мы решили попросить Его встретиться с тобой! Представляешь?!» – еще более восторженно сказала бабушка Фатима. «Понимаешь, нам показалось, что тебе плохо, больно и одиноко, – грустно произнесла она, – поэтому мы и попросили Его разрешения встретиться с тобой. Ты же не против?» – и она посмотрела на меня своими изумрудными глазами.
Разговаривая, мы прошли мимо скопившейся воды. Я взглянул на свое отражение, и меня как будто ударило током: на меня смотрел я в мои пять лет, хотя мне уже за пятьдесят. «Моя бабушка видит меня таким, каким она меня оставила, – промелькнула у меня мысль. – И возможно, все меня так и будут видеть – в те промежутки времени, когда они видели меня в последний раз».
Мы подошли к узенькой улочке. По обеим сторонам стояли глинобитные домишки с одним входом и маленьким проемом, как окошко, откуда шел свет керосиновой лампы. В некоторых домах свет горел очень ярко, в других – менее, но были дома, где вовсе не было света, и из них выглядывал силуэт человека в сером одеянии, почти в лохмотьях, без выражения эмоций и чувств. Когда мы подходили к таким домикам, хозяева грустно смотрели на нас тусклыми глазами.
В тех же домах, где ярко горел свет, хозяева излучали добро и спокойствие. Они улыбались при встрече и даже приглашали к себе в гости. Я улыбался им в ответ, здоровался, прикладывая ладонь к груди в области сердца, и проходил мимо. Все они отвечали взаимностью. «Со временем мы все можем превратиться в „серых“, в тех, кто не отвечал тебе улыбкой на приветствие, – грустно сказала бабушка. – Но такого может и не случиться, и все зависит от тех, кто нас хоть иногда вспоминает там», – чуть бодрее продолжила она.
