(БЕН, под тридцать, прогуливается по берегу Кейп-Кода. Лето 1970 гг. Завывания ветра, странные шумы).
БЕН. Когда гуляешь по берегу в ветреную ночь, это может быть Сандимаунт[4] или другая планета. Старые моряки говорят, что ночью, если идти вдоль этого берега, слышны голоса утопленников, взывающие к тебе из моря. Океан – это другой мир. Торо гулял по этому берегу. Буря. Кораблекрушение. Сто сорок пять душ остались в море. Тела плавали на воде, их выбрасывало на сушу. Он описывает тело утонувшей девушки. Никого здесь не было, чтобы спасти ее, даже Бога. Ты чувствуешь вкус моря на коре деревьях в двадцати милях от берега, после сентябрьских штормов. Мне нравится думать о нем, шагающим по лесу, лижущим кору деревьев, чтобы понять, сможет ли он уловить вкус океана.
Дуврский берег. Шекспир, шагающий вдоль Темзы. Странное лето. Пытаюсь писать. «Двенадцатая ночь» в моей голове. Зловещие сны. Ворона на черепе. Алхимия. Богиня луны верхом на рыбе. Заниматься любовью с Черил в библиотеке глубокой ночью. Я провожу жизнь, читая карты, но особо не путешествую, разве что во времени. Память – это то, чем ты забываешь. Что это? Что-то в воде? Там кто-то есть? Мне это снится? Думаю, должно. В воде девушка.
(Свет медленно меркнет и гаснет полностью).
(БЕН и ТРЕЙСИ, в коттедже на Кейп-Коде).
ТРЕЙСИ. Что-то не давало и не дает мне покоя.
БЕН. Неужели?
ТРЕЙСИ. Ты не умеешь плавать.
БЕН. Это правда.
ТРЕЙСИ. В ночь, когда мы встретились, ты прыгнул в океан и вытащил меня.
БЕН. Да? Так о чем речь?
ТРЕЙСИ. Речь о том, что ты не умеешь плавать.
БЕН. Я не думал. Просто реагировал.
ТРЕЙСИ. Ты мог утонуть.
БЕН. Утонуть, и в любое время, может каждый.
ТРЕЙСИ. Нет, если не входить в воду. Ты даже меня не знал.
БЕН. Я и теперь не знаю.
ТРЕЙСИ. Опять же, каким надо быть идиотом, чтобы не научиться плавать? Все умеют плавать.
БЕН. Я учился плавать на первом курсе на уроках физкультуры.
ТРЕЙСИ. То есть ты провалил зачет по физкультуре?
БЕН. Некоторые из гигантов мыслей в моем классе отливали в бассейн для новичков, и на второй неделе у меня начался конъюнктивит. Так что в бассейн я попал только к приему зачета. Нам предстояло прыгнуть в воду в глубоком конце бассейна и доплыть до мелкого конца, или мы не получали зачета. Я так и не научился дышать должным образом, но мне не хотелось еще год учиться плавать, вот я и решил проплыть от борта до борта, задержав дыхание. Меня всего трясло, когда я стол на бортике у глубокого конца бассейна, ожидая команды прыгнуть в воду. Я никогда не плавал в большом бассейне, очень замерз, все еще неважно себя чувствовал, мне предстояло прыгнуть в холодную воду глубиной в двенадцать футов и проплыть до другого конца бассейна, не дыша. Очень это напоминало прыжок с обрыва. Я набрал полную грудь воздуха, прыгнул солдатиком, добрался до дна, с силой оттолкнулся от бортика, скользил, сколько мог, потом изо всех сил поплыл под водой, совсем, как Тварь из Черной лагуны в погоне за девушкой. И оставалось совсем немного, когда воздух закончился. Я слышал, как кто-то сказал: «Господи, да он собирается проплыть весь бассейн, не дыша. Я бы доплыл, но когда до края оставалось десять футов, какой-то козел решил, что должен меня спасать и начал хватать руками. Я врезал ему по физиономии и выбрался таки на бортик. Зачет я получил.
ТРЕЙСИ. Наверное, за тупость. Никогда не слышала более глупой истории.
БЕН. Только потому, что жила затворницей.
ТРЕЙСИ. Как бы не так. То есть, другими словами, ты совершеннейший псих.
БЕН. Это да.
ТРЕЙСИ. И до этого ты никогда не плавал?
БЕН. Когда мне было пять лет, однажды я нырнул в Грим-озеро, пытаясь спасти свою сиделку[5].
ТРЕЙСИ. Свою сестру?
БЕН. Нет, сиделку.
ТРЕЙСИ. Твоя сиделка плавала в озере глубокой ночью?
БЕН. Она не плавала. Хотела утопиться.
ТРЕЙСИ. Господи, что ты с ней сделал?
БЕН. Я ничего с ней не сделал. Она забеременела. Ее бойфренд, узнав об этом, попытался уехать из города, запрыгнув в пустой товарный вагон, но угодил под колеса поезда. Она не знала, что ей делать. Боялась сказать отцу. Она думала, что я сплю, но я услышал, как она выходит из дома и последовал за ней. Когда увидел, что она собралась утопиться, прыгнул в воду.
ТРЕЙСИ. И ты ее спас?
БЕН. Нет.
ТРЕЙСИ. Так она утонула?
БЕН. Кто-то еще оказался на берегу и спас нас обоих.
ТРЕЙСИ. Так тебе, вероятно, очень нравилась эта сиделка, так?
БЕН. Я был безнадежно влюблен в нее.
ТРЕЙСИ. Тебе было пять лет.
БЕН. Тем не менее.
ТРЕЙСИ. А ей тогда сколько было?
БЕН. Восемнадцать или девятнадцать.
ТРЕЙСИ. То есть до того, как войти в океан, чтобы спасти меня, абсолютную незнакомку, ты дважды прыгал в воду, не умея плавать и едва не утонул?
БЕН. Да.
ТРЕЙСИ. Ты невероятно, невероятно глупый тип.
БЕН. Вероятно.
ТРЕЙСИ. Я не понимаю. Почему ты рисковал жизнью ради меня, которую совсем не знаешь?
БЕН. Ты бы предпочла, чтобы я позволил тебе утонуть?
ТРЕЙСИ. Я умею плавать. Ты – нет. В результате мне пришлось бы спасать тебя. Ты недоумок.
БЕН. Я бы не возражал.
ТРЕЙСИ. Зачем я тебе нужна?
БЕН. Во-первых, мы занимаемся сексом.
ТРЕЙСИ. Это да, но в более широком смысле. Зачем я тебе нужна?
БЕН. Не знаю. А в чем проблема?
ТРЕЙСИ. Тебе надо быть с такой же занудой, как ты сам.
БЕН. Увы, так и не смог ее найти, вот и остановился на тебе. Что ты читаешь?
ТРЕЙСИ. Эту глупую пьесу, которую ты ставишь.
БЕН. «Двенадцатую ночь».
ТРЕЙСИ. Да. Это действительно глупая пьеса, но она хотя бы интересная. Герцогу нравится быть одному, но он одинок. Оливия хочет оставаться одной, чтобы скорбеть об умершем брате. Оба идиоты. Виола тоже скорбит о брате, который утонул, поэтому одевается, как парень, и никто этого не замечает. А тем временем толпа садистов-пьяниц разыгрывают злую шутку с дворецким. Да кто будет смотреть этот мусор?
