Владимир Локис, отфыркиваясь, плескался в душе после утренней пробежки. Сквозь шум воды он слышал, как его мама, Анна Тимофеевна, хлопочет на кухне, готовя ему завтрак.
Когда Локис яростно растирал себя махровым полотенцем, послышался ее голос:
– Володя, ты скоро? Все же стынет…
– Уже иду, ма… – крикнул Локис. – Я почти готов.
Анна Тимофеевна грустно вздохнула.
«Вот всегда у него так, – подумала она, выкладывая со сковороды яичницу с беконом, – все на бегу, все второпях… Еще неизвестно, что он у себя на службе ест».
Вопрос, где и кем служит ее сын, был для Анны Тимофеевны самым болезненным из всех. Сам Владимир говорил, что он заведует продовольственно-вещевым складом в воинской части. Но сердце матери подсказывало, что сын от нее что-то скрывает. Вроде бы и повода для этого особого не было. Володя исправно ходил на службу к девяти часам утра, возвращался к семи, два выходных в неделю, все, как положено, но… Что-то, по мнению Анны Тимофеевны, было не так. Ну, например, его постоянные командировки на какой-то полигон во Владимирской области. Причем совершались эти командировки с завидной регулярностью: примерно раз, а иногда и два раза в месяц. Сын уезжал и возвращался совершенно неожиданно. Без всяких сборов и хлопот. Владимир просто сообщал матери:
– Ма, я завтра, в ночь, уезжаю на полигон…
Каждый раз, когда Анна Тимофеевна пробовала завести разговор на тему этих загадочных, как она считала, командировок, сын ловко уходил от прямого ответа. Первый раз он сказал, что они испытывают новую форму для военнослужащих, второй раз проводили испытания нового оборудования, потом еще что-то испытывали…
Наконец, когда Анна Тимофеевна буквально насела на сына с этим насущным для нее вопросом, Володя сказал, что ему, как десантнику, просто необходимо проходить спецподготовку. Вот поэтому он и ездит в эти командировки, которые устраиваются так внезапно.
– Господи, – всплеснула руками Анна Тимофеевна, – да какая у тебя может быть спецподготовка, если ты сам говорил, что все твое хозяйство – сапоги, портянки да тушенка?
– Ма. – Володя в тот раз укоризненно посмотрел на мать. – Ты не забывай, что я служу в десантной части. У нас даже повара и те проходят такую подготовку. Как выражается наш комбат: «Настоящий десантник должен стрелять, как ковбой, и бегать, как его лошадь».
Анна Тимофеевна с сомнением покачала головой, но спорить не стала. Как бы там ни было, но с тех пор, как Володя поступил на контрактную службу, жить они стали не то чтобы роскошно, но, во всяком случае, значительно лучше. Сделали ремонт, до которого раньше то ли руки не доходили, то ли средств не хватало. Купили новый холодильник, стиральную машину, на кухне появился маленький телевизор – давняя мечта Анны Тимофеевны, которая большую часть времени проводила именно на кухне… Да и вообще, все как-то стало размеренно и почти спокойно. Если бы только мать знала, кем на самом деле служит ее сын, она бы так не думала.
Владимир был снайпером в разведывательно-диверсионной группе спецназа ВДВ. Все его командировки были связаны с риском однажды не вернуться из одной из таких поездок. Причем мать никогда не узнала бы, где и как погиб ее сын, а уж тем более где он похоронен, да и есть ли вообще у него могила. Локис предпочитал не посвящать маму в такие подробности, справедливо считая, что незачем ее волновать.
– Чем нас сегодня будут кормить? – Володя появился в кухне одетый в домашние спортивные брюки и майку. Коротко постриженные волосы торчали на голове забавным мальчишеским «ежиком». От него веяло силой, здоровьем, уверенностью и ароматом какого-то одеколона.
– Садись. – Анна Тимофеевна торопливо вытерла руки о полотенце и поставила перед сыном дымящуюся тарелку. – Ты яичницу чем приправлять будешь? Майонезом или кетчупом?
– И тем и другим, – бодро ответил тот, намазывая маслом хлеб, – так значительно вкуснее. И вообще, ма, американцы утверждают, что с кетчупом можно съесть все, что угодно. Даже какашки…
– Вовка! – тут же возмутилась Анна Тимофеевна. – За столом, да еще при матери, такие слова говоришь!
– А что тут такого? – не смутился Локис, уплетая завтрак. – Ты послушай, что по телевизору говорят. И ничего…
– И что, надо повторять все, что там говорят? – Анна Тимофеевна попыталась провести воспитательную работу, пользуясь тем, что сын занят едой. – Если там начнут материться, то ты тоже начнешь со мной матом разговаривать?
– Ну, ты скажешь, ма!.. – Володя чуть не поперхнулся от материнского предположения. – Это ж надо такое придумать!
– Вот тогда и не выражайся, – внушительно подвела итог Анна Тимофеевна, – а то моду взяли, чуть что на телевизор валить.
– Не буду, – покорно согласился Володя, отодвигая от себя пустую тарелку. – Кстати, а чего ты сегодня не включаешь это скопище зла и разврата?
Володя кивнул головой на стоявший в углу телевизор.
– А там смотреть пока нечего… – отмахнулась Анна Тимофеевна. – В новостях сплошные ужасы.
– Например…
– В Москве – взрывы, в Дагестане – боевиков ликвидируют, в Киргизии – революция. Президента свергли… Нигде нет ни порядка, ни мира…
Локис отхлебнул крепкого горячего ароматного чая из большой кружки, на которой по-английски было написано «I love tea». Вместо «love» было нарисовано большое красное сердце.
– Ты, ма, рассуждаешь, как в старые добрые времена, – философски заметил он. – Дескать, жили мы бедно, но весело. Масло было жирнее, сахар – слаще, колбаса – по два двадцать за кило… А вот киргизы хотят жить по-другому…
– Ой, Вовка, я давно уже в этом ничего не понимаю, – отмахнулась мать. – Это у нас Семеновна любит про политику слушать, а потом на лавочке все это нам пересказывать. А по мне, так уж лучше сериал какой-нибудь посмотреть. Добрый…
– Правильно, – одобрил решение матери Локис. – Политика – дело грязное и неблагодарное. Ладно, спасибо за завтрак, ма, мне пора на службу.
Володя встал из-за стола, чмокнул мать в щеку и пошел собираться. Анна Тимофеевна посмотрела ему вслед и грустно вздохнула. «Хороший у меня сын, – подумала она, убирая со стола посуду. – Ему бы еще жениться – вообще бы все прекрасно было бы».
