Тупление аптора
Ой, то есть
ВСТУПЛЕНИЕ ОТ АПТОРА
номер один (разогревошное)
Ой, люли-люли! Неужели каканец-то книжка про кошищек?!
*танцует хороводом с платощнами*
Если бы кто-нибудь меня спросил добрым ласковым голосом:
– Зоя, а почему именно кошки? – и вздохнул бы вот так, типа: «Бестолковая, конечно, женщинов, но смешная зато».
То я бы сразу побежала в кладовочку, где храню свою личную машину времени. Неопытный человек может подумать, что это просто старое парикмахерское кресло (сразу на всякий случай предупреждаю, что стоматологические и гинекологические не подойдут! Я пробовала), но! Но если закрыть глаза, досчитать до ста, а потом резко врубить фен, вас может перенести в любой временной отсек, который только захотите.
Главное, волосы не спалить.
Это я заранее отвечаю на вопрос: «Почему у вас все время волосы дыбом стоят и пахнет горелым?» Это минусы путешествий во времени.
Я обожаю мотаться в палеозой или как там называется период, когда по берегу моря были разбросаны красивые гигантские ракушки. Если засунуть в такую ракушку голову примерно по пояс, то слышно, как Мироздание говорит: «Арефьева, ты опять фигнёй занимаешься?»
Тут что важно учесть?
Чтоб в ракушке не было квартиранта, особенно хищного. А то так можно насовсем без башки остаться, а она всё-таки нужна, особенно когда писатель. Да и есть туда приятно. И в носу иногда ковыряться.
Ещё нужно посматривать по сторонам, а то я однажды по пояс в ракушку залезла и стала босиком расхаживать по берегу моря, а потом откуда-то из кустов вылезло стадо гигантских раков-отшельников. И они ещё полчаса гонялись за мной с криками:
– Мадам!
– Какие прекрасные ножки!
– Мы вас любим!
– Выходите за нас замуж за всех по очереди!
– Стойте, мадам, куда же вы?
Никогда в жизни я ещё так быстро не бегала. А ещё же не видно нифига в этой ракушке! Кое-как отбилась и спряталась в пещере. Снимаю ракушку, поднимаю голову, а там на потолке висят гигантские летучие и очень-очень голодные… Впрочем, это уже другая история и к этой книге не имеет отношения.
Так вот. Если бы меня спросили: «Почему кошки?» – я бы быстро слетала в своём парикмахерском кресле в норильское детство, притащила бы оттуда табуретку, залезла бы на неё и радостно начала бы рассказывать:
– Понимаете, в детстве… а было это очень давно, когда над планетой ещё летали птеродактили и кричали веселыми голосами: «Ви а зе чемпионс май френдс!» – у меня была страшная аллергия на кошек. У меня опухали глаза, из носа текли ручьём сопли и всё чесалось. И взрослые сказали мне: «КОШЕК НЕЛЬЗЯ!»
А дело в том, что у меня упёртый характер; когда мне говорят «нельзя!», я сразу начинаю это делать. Я называю это эффектом пружины. Надо, кстати, попробовать это с качанием пресса, что ли, или с приседаниями…
И я продолжала тайком притаскивать домой котят и прятать их под кровать.
Причём меня очень удивляли экстрасенсорные способности мамы, когда она прямо с порога как-то понимала, что в доме запрещённое животное.
– Зоя, где кошка?!
– Нету, – смотрела я на неё честными опухшими глазами и вытирала сопли рукавом. И думала: «Да как она узнаёт-то? У неё что, рентгеновское зрение?»
В итоге пришлось смириться, но желание иметь кошку не проходило. И однажды я увидела объявление: «Продаём гипоаллергенную кошку. Очень активную, черепахового окраса».
Так у меня появилась Рыся, точнее, я у неё. Так вышло, что у Рысяши всегда очень недовольное лицо, и мы с ней сразу начали вести всякие забавные диалоги, где я была за обслуживающий персонал, а она – за важную капризную фифу:
– Ето щто, вода? Тьпуй, гадость. Ето што, диван? Он неудобни. Ето што, сосисощка? Давай сюда. Тьпуй, невкусни. А есть ещё?
– Ты так на меня смотришь, что мне начинает казаться, что за мной приедут серые толстые котики и заберут меня на перевоспитание, – говорю я ей.
– Пащиму неть, – моргает мне сразу двумя глазами кошка и хихикает. – Ты всё рамно тутова лишняя и защем.
Каждый раз, когда в пакете с кормом остаётся горсточка сушинок, моя кошка каким-то образом из своего круглого лица умудряется сделать вытянутое изумленное: «Што происходит? Беда, беда. Крушение мира, женщинов!»
Знаете, как у Врубеля Царевна-лебедь, вот такое лицо у кошечки получается. Изнутри светящееся экзистенциальным вопросом: «ГДЕ ЖРАТЬ?!»
Я, естественно, успокаиваю животное:
– Ничего не крушение. Мир на месте, там немножко всё попадало, как домино, но в целом терпимо.
– Человеческая женщинов, не ври мне. Апокалипсис, нету кушать!
– Щаз я пойду и куплю.
Тут кошечка проникается ко мне уважением:
– Прямо за дверь пойдёшь? Туда, где машины, мухов и птищки? Ты мой герой, женщинов.
– И вот я выхожу туда, где машины, мухов и птищки, и приношу корм. И даю его кошке. Она ест, и её лицо на глазах теряет врубелевские черты:
– Ты ходила в этот огромный и страшный мир, и это всё, что ты смогла мне оттудова добыть?! Тьху, никчёмни.
– И уходит.
– Торжественно неся перед собой идеальное пушистое презрительное лицо.