В обширный зал с тоскливо-серыми стенами быстро входили дети в одинаковой серой одежде. Они приближались к длинным столам, на которых стояли жестяные миски с похлёбкой, и останавливались, ожидая позволения приняться за еду. Так начинался обед в сиротском приюте Петрозаводска. Когда старший воспитатель произнёс: «Садитесь!», дети тотчас схватили ложки и драгоценные пайки хлеба. Ели молча, под строгими взглядами воспитательниц и нянек. Лишь самые шустрые ребятишки осмеливались тихонько толкать друг друга локтями, шептаться и пересмеиваться.
Небо за высокими сводчатыми окнами было по-зимнему бледным. Но весёлое чириканье воробьёв и громкая перекличка ворон напоминали о том, что на календаре – середина весны. Петрозаводск, как и все города русского севера, не мог похвалиться тёплым климатом. Здесь даже посреди лета случались заморозки.
Зато война не касалась города своей кровавой рукой. Тишина царила на улицах, ничто не намекало на страшную братоубийственную бойню, от которой изнемогала Россия. На площадях иногда собирались митинги, и ораторы бодро рассказывали об успешных боевых операциях Красной Армии. Некоторые объявляли, что война закончилась и впереди – счастливая эра коммунизма. Люди уходили с митингов, оживлённо обсуждая услышанное. Надежда на прекрасное будущее прогоняла апатию, которая овладела в последнее время жителями Петрозаводска.
Сироты из приюта часто слышали, как воспитатели, повара и даже дворники спорят о политике. Дети тоже бессознательно ожидали чего-то светлого и прекрасного. А больше всех мечтала об этом одна из девочек младшей группы – светловолосая худенькая Даша Матвеева. Вот и сейчас она задумалась над своей миской, рассеянно помешивая ложкой остывающую похлёбку. Приютский рацион, состоявший лишь из пшена, картошки и селёдки, давно опостылел девочке. Она всё время тоскливо смотрела в окно, вспоминая о своей жизни дома с родителями и сестрой Лесей.
Она родилась в далёком селе, окружённом бескрайней тайгой, синими озёрами и ледяными водопадами. Как любила Даша свои родные места! Особенно зиму, когда тайга тонула в пушистых сугробах, а на снегу сплетались узорами следы лесных зверей. Мама волновалась, если Даша шла в лес, и неизменно наставляла: «Не заходи глубоко в тайгу, заблудишься!»
Но девочка не боялась – лес, разукрашенный снегом, казался ей дверью в волшебную сказку. На его опушках она играла в снежки с соседскими ребятишками. Войдя подальше в тайгу, дети прятались под заснеженными деревьями и весело перекликались, слушая гулкое лесное эхо. Как чудесно было вернуться домой, раскрасневшись с мороза, и сесть за стол, где уже исходила аппетитным паром горячая уха… Мама подавала первую тарелку отцу, а он, посмеиваясь, говорил:
– Скорей наливай нашей таёжной охотнице, а то она с голоду ложку сгрызёт!
Но два года назад счастливое детство Даши в одночасье кончилось. Мирную тишину села нарушил стук множества копыт и грохот пушек. Отец выскочил на крыльцо, а мать в страхе бегала взад-вперёд по избе, причитая:
– Ой, лихо! Ой, что же это творится?
Даша спросонья не поняла, в чём дело, вскочила с кровати и забилась в угол, за кадку с мукой.
– Леся, Леся! – кричал отец. – Бери Дашуню, бегите к лесу, спрячьтесь там пока!
– Быстрее! – Леся второпях натянула на сестрёнку платьице и башмаки. – Батя сказал – уходить надо!
Сестра была уже взрослой девушкой, поэтому бежала быстро. Маленькие ножки Даши едва поспевали за ней. Добраться до леса сёстры не успели. В селе уже вовсю хозяйничали лахтари – финские белогвардейцы. Они рыскали по избам, как бешеные псы, избивали и резали людей, поджигали дома и хлева. Казалось, они стремятся уничтожить всё живое на своём пути.
Увидев, что край села у леса занялся огнём, Леся охнула, подхватила на руки обмиравшую от испуга сестрёнку и бросилась с ней к сарайчику у озера. Здесь были свалены груды сухих водорослей, использовавшихся как корм для скотины. Сёстры забрались в копну и замерли, чуть дыша.
– Леся, а как же мама? А батя? – воскликнула Даша.
– Тихо! – зашипела Леся.
Но Даша не унималась. Она снова и снова спрашивала о родителях. Сквозь щелистую дверь сарайчика Леся увидела, что совсем рядом идёт финн с ружьём наперевес. Сердце девушки заколотилось от ужаса, и она быстро зажала рот сестрёнки ладонью.
Леся слышала доносившиеся из села вопли людей и животных и боялась даже подумать об отце с матерью. А те не избежали страшной судьбы своих односельчан. Лахтари закололи супругов Матвеевых штыками, вытащив их из погреба, где несчастные пытались скрыться.
От страха Лесе казалось, что она сидит в сарае целую вечность. Наконец она услышала выстрелы в северо-западном конце села. Девушка не знала, что в это время финские красногвардейцы начали атаку на лахтарей. Что касается Даши, то она не слышала ни криков, ни грохота – крепкая ладонь сестры зажала ей рот и нос, и девочка потеряла сознание. Когда Леся отпустила руку, малышка бессильно поникла в кучу водорослей.
– Даша! – в отчаянии Леся затрясла сестрёнку. – Что с тобой, Даша?
Дверь сарайчика резко распахнулась. Леся сжалась от страха, увидев над собой две мужские фигуры.
– Что за крик? – спросил один из вошедших на ломаном русском. – Что случилось?
Леся не услышала в его голосе угрозы. К тому же на рукавах обоих парней были красные повязки. Значит – не белофинны! Запинаясь и плача, она объяснила, что произошло с сестрёнкой. Не дослушав, красногвардеец крикнул:
– Нужно искусственное дыхание!
Он сбросил на землю винтовку и опустился на колени возле Даши. Леся с недоверием наблюдала, как парень вдыхает воздух в губы бесчувственной девочки. Но странная процедура помогла – через пару минут Даша задышала и села, глядя по сторонам затуманенными глазами.
Увидев, что девочка пришла в себя, красногвардейцы сказали, что сёстрам лучше пойти с ними. Их небольшой отряд под командованием Туомо Сойккели изрядно пострадал в стычке с белофиннами. Они стремились соединиться с частями Красной Армии, располагавшимися ближе к Онеге. Всех выживших крестьян они собирали с собой, чтобы отвести их к ближайшей железнодорожной станции.
Леся и Даша шли за отрядом вместе с горсткой уцелевших односельчан. Леся стала расспрашивать об отце с матерью, и одна из женщин шёпотом рассказала ей об ужасной гибели Матвеевых. Девушка даже не могла плакать от сковавшей её душевной боли.
– Дашке пока не говорите, – сдавленно попросила она.
Но малышке было не до того. Уставшая, она шла молча, цепляясь за руку старшей сестры. На станции собрались беженцы из нескольких сёл, разорённых белофиннами. Они сидели и лежали прямо на полу вокзала. Стонали раненые, плакали младенцы.