Зима. На улице ещё не вечер, но липкий сумрак уже окутал всё вокруг. Вся улица заполнена мягким рассеянным светом от угасающего на западе солнца. Егор сидел в офисе, упёршись взглядом в свой очередной художественный шедевр. На душе тоскливо, что-то щемящее исходит от зимнего вечера, это то незримое чувство тоски, которое наполняет всё пространство до самых краев. Его всё больше, и оно вскоре готово политься через край, бурля и погружая в себя Егора с его мыслями. В таком состоянии было уже не до работы. Жёлтые огни окон соседнего дома, шум центральной улицы, белый снег, медленно проплывающий в печальном свете лениво загоревшегося фонаря ‒ всё наводило на грустные мысли о бренности бытия и его, Егора, никчёмном пребывании в этом холодном неуютном месте. В такие минуты хотелось, чтобы случилось что-то радостное, яркое, как минимум ‒ большой праздник, но лучше ‒ большой выигрыш в лотерею. Увы, ничего сегодня не предвещало такого исхода. Как поднять настроение? Егор представил себя закутавшимся в тёплое одеяло, впавшим в утреннее дремотное забытье за миг до пробуждения. Он всем своим существом остро ощутил желание остаться так навсегда, в этой полудремотной, полубессознательной сытой неге.
‒ Как жаль, что я не бухаю! ‒ сидящий за компьютером внезапно потряс тишину фразой, обращённой в никуда.
Егор прямо почувствовал, что алкоголь – это и есть лекарство от тоски, но люди об этом почему-то стесняются говорить, лицемерят, объявляя его вредным и опасным.
Шедевр не получался. Нужно было сделать за неделю рекламный плакат фирме, торгующей телефонами. Техника была слабая и не тянула тяжёлые графические файлы, бытовой сканер не давал качества, принтер струйный ‒ всё это в сочетании приводило к ужасающим результатам. Егор даже как-то пробовал калибровать монитор под цвета офсетной печатной машины, но и тут всё было грустно.
‒ Да чем я занимаюсь, просто бред, нужно что-то менять в жизни, ‒ вслух размышлял грустный предприниматель.
Хорошо, что он сидел в офисе за бесплатно. Заработать не получалось, рекламные агенты съедали всю и без того мизерную прибыль, предпринимательство шло, шатаясь и падая, шумно оглашая окрестности слабым поверхностным дыханием да натужным кашлем, в любую секунду грозясь не встать из очередной грязной лужи и захлебнуться. Снова идти работать сутками на «дядю» не хотелось. «Дяди» (даже будучи «тётями») не торопились гасить долги по зарплате, изредка подкидывая авансы на поесть. В голове крутилось: «Я продержусь ещё полгода, а там какой-нибудь крутой чел заметит меня, вложит в мой проект деньги, и Егор Олегович, наконец, станет главой полиграфической фирмы».
Шёл третий год борьбы за счастье, реклама собиралась тяжело, об аренде офиса можно было и не мечтать. Крепили волю мысли, вычитанные из китайской философии, особенно такая: «Цель ‒ ничто, путь – всё».
Увы, всему приходит конец, и терпенье заканчивалось, последние его капли с гулким шумом падали на воспалённый мозг, снимая боль отчаяния. «Сколько же можно это терпеть», ‒ всё громче стучала в голове навязчивая мысль.
Всё решено: в феврале Егор поменяет кардинально свою жизнь, бросит это грязное рекламное дело, пора уже становиться крутым челом. Он, как бабочка, всё сидел в коконе, но пришло время прогрызть его, и, воспарив в небо, с «ностальгией» вспоминать безденежье и отчаяние текущего дня.
Центр города: гул, много народа и машин, с лязгом где-то проносится одинокий трамвай. Люди идут озабоченной угрюмой толпой, но удивительно, есть среди них светлячки, их мало, но они есть, у них довольный вид, они светятся изнутри от счастья.
«Скоро и я буду таким, обязательно!» ‒ Егор бодрился, как мог. Так он медленно побрёл в сторону остановки, погружённый в сладкие мечты.
Подземный переход. холодный воздух улицы сменился липким тёпло-влажным воздухом подземелья, особенно ощущались нотки подгорелого масла, перемешанные с ароматом бытовой химии. Вскоре по пути через подземелье возник заляпанный жиром киоск, в нём продавали аппетитные сосиски в тесте, испускающие умопомрачительный съестной запах. Сочный и зажаристый вид изделия вызвал у Егора поток густой слюны, быстро наполнившей его рот. Мозг в предвкушении пира уже заставил все рецепторы вспомнить знакомый вкус. Он был ещё не так плох, но вот послевкусие от съеденного еще долго напрягало, гармонично сочетаясь с кислой отрыжкой. Упёршись взглядом в замасленную витрину, коммерсант с надеждой обшарил рукой карман. Жаль, но денег в кармане хватало лишь на проезд. В голове опять звонком прозвучала мысль: «Нужно срочно что-то менять!»
В подошедший автобус набивается угрюмая толпа: все после работы, мрачно смотрят в замёрзшие стёкла, вдыхая знакомый запах солярки. Наконец медленно поехали. Пассажиры обречённо покачиваются в такт подскокам автобуса на ямах. Вот в транспорт заходят молодые парни и девушки, радостно смеясь, обмениваются репликами, а вот заскочила группа детей, начав увлечённо рисовать на замёрзших стеклах.
Основная масса пассажиров мрачна и погружена в текущие заботы. Девяностые подходят к концу, позади развал СССР и ваучеры. Скоро двадцать первый век, но эпоха смартфонов ещё не пришла. Холод и тусклый салонный свет не располагают к чтению или диалогу, пассажиры погружены в себя, мрачно смотрят в покрытые изморозью стёкла, сквозь кое-где процарапанные детской рукой рисунки можно рассмотреть мелькающие, до боли знакомые, едва различимые силуэты зданий, плюющие выхлопами машины да усталых, несчастных людей, замерших на остановках.
Всё, приехал. Егор нехотя вышел из сладкой дремы и, вывалившись мешком из автобуса, побрёл домой. Дома его ждёт жареная картошка и уроки за третий класс. У него есть дочь, весёлая и беззаботная, отец втайне ей завидовал. В последнее время Егор Олегович остро переживал, что его собственное детство прошло. Ну ладно, детство прошло, так должно что-то его заменить: хорошая работа, финансовые удачи, наконец, слава. Что-то не так в природе, где закон сохранения? Раз забрали детство – дайте денег!
«Эй, там!..» ‒ Егор взметнул лицо к небу, и его сразу облепило снегом. Успокаивала лишь услышанная в каком-то фильме фраза: «Если хотите посмотреть, как бог относится к деньгам, посмотрите, кому он их даёт». Но сегодня эта фраза лишь злила и цепляла за что-то нежное внутри, оставляя глубокие раны.
Эх, купить бы жигу-шестёрку и на природу. В очередной выходной день набрать продуктов из самого дорогого магазина, взять семью, и уехать просто погулять из опостылевшего города в чистый заснеженный лес, не в зачуханный перелесок возле дома. Пожарить на костре курицу до хрустящей тёмно-коричневой корочки. Взять её в руки, начать отламывать огромные куски, макать в дорогой экзотический соус, затем пихать это великолепие в рот, запивая буйство вкусов сладким соком из огромной кружки. Там, на бескрайнем просторе, нагуляться до одури, вкусно, смачно пожрать. Уже на обратном пути остановить машину перед самым городом, когда ещё дома нечетко различимы на горизонте, рассматривать его жёлтые огни и быть уверенным, что завтра снова заработаешь денег или, на худой конец, славы.
