Странное ощущение – стоять и смотреть на то, как реаниматолог пыхтит, стараясь заставить твоё сердце вновь стучать. Вот и я, стоя возле операционного стола, наблюдаю за тем, как какой-то мужик лупит электрическим разрядом по моей грудной клетке. Но мне как-то по барабану. Ощущений никаких. Страха смерти тоже нету. Хотя ещё непонятно, жив ли я вообще. Возможно так выглядит ад – провести вечность в окружении пока ещё живых и наблюдать за тем, во что превращается мир, в котором ты жил и каких ништяков ты лишился, преждевременно сыграв в ящик. А может Всевышний просто отвёл мне некоторое время, чтобы попрощаться с этим миром. В медицине это время определяют, как промежуток, в течение которого покойника ещё можно вернуть с того света. Вот только я… в смысле тот я, который лежит как труп на столе, что-то не особо торопится просыпаться.
Меня зовут Эдди Моберг. Мне тридцать восемь лет; может быть будет больше, если у реаниматолога руки растут откуда надо. Я никогда не водил автомобили с мощностью больше ста пятидесяти кобыл. Но вот купил с почти тремя сотнями, по привычке вдавил педаль чуть сильнее, тронулся слишком резко, проехал больше необходимого и попал под самосвал. Да и вообще в автомобилях я не особо разбирался. Моим призванием были нули и единицы, которыми я зарабатывал себе на жизнь, изо дня в день постукивая пальцами по клавишам компьютера.
То ли мне стало скучно, то ли Всевышний был хорошим фокусником, но из моего внимания как-то выпало то, как я покинул помещение с врачами и оказался в каком-то закрытом помещении. Слава Богу, клаустрофобией я никогда не страдал. Больше всего это напоминало лифт. Вот только на панели не было ни кнопки «вниз», ни «вверх», ни номеров этажей, ни кнопки вызова диспетчера. Была только одна единственная кнопка, на которой было написано «НА РАЗГОВОР». Терпением я никогда не выделялся, по крайней мере при жизни, так что я решил не стоять просто так и нажал на кнопку.
Ну а пока эта телега тащит меня по неизвестному адресу, расскажу вам кое-что о себе. Семейные вопросы не буду затрагивать, потому что ввиду сложившихся обстоятельств они могут оказаться неактуальными. Итак. Я работаю в компании, которая владеет двумя социальными сетями, одну из которых разработала сама, а другую выкупила после стремительного роста прибыли; плюс компании принадлежит мессенджер, успехи которого пока что не сильно впечатляют, а спасает его то, что он привязан к одной из двух соцсетей. Моей частью работы является проектировка новых функций для той части соцсети, которая распространяется в виде мобильного приложения. А теперь представьте себе чувака среднего роста худощавой комплекции, который занимается тем, что каждый день шаманит сидя за клавиатурой, выпивает до восьми чашек кофе с утра до полуночи, слушает музыку эпохи ретро, любит проводить испытания новых коктейлей и своей печени, тащится от фильмов с Николасом Кейджем и Жан-Клодом ван Даммом, восхищается благотворительной работой Анджелины Джоли, верит в Иисуса, презирает Буша (особенно младшего), мечтает быть Дональдом Трампом и для которого рыбалка – вершина спортивной активности.
Пока что на этом я вынужден остановиться, потому что телега тоже остановилась.
Двери раздвинулись как в обычном лифте. Я ожидал, что окажусь в каком-нибудь коридоре, ну а там у кого-нибудь спрошу. Но нет. Выйдя из лифта, я оказался в какой-то комнате, больше похожую на средневековые покои какого-нибудь простолюдины. Честно говоря, всё почти так и было. Внутри за столом сидел какой-то монах в коричневой рясе с капюшоном и что-то записывал пером на бумаге под свечой. Вокруг него были горы аккуратно завёрнутых в рулоны бумаг. Видимо, что-то вроде библиотеки.
Не успел я открыть рот, как он оторвался от пера и сказал:
– А-а-а… Добро пожаловать в моё скромное жилище.
Затем бородатый незнакомец указал мне на стул и я сел напротив него.
– Вина?
Что-что, а вот от бесплатного алкоголя я никогда не отказывался.
– Да, спасибо.
Правда пить приходилось из деревяных стаканов.
– Ну что, Эдди, будем знакомы. Я отец Авраам.
– Очень приятно – ответил я и пожал ему руку.
– Тебя, наверное, интересует, как ты здесь оказался, надолго ли и зачем всё это вообще?
Я спокойно произнёс:
– Да нет, в общем-то. Я здесь, потому что ездить не умею. Нахожусь я, видимо, на небесах и, судя по тому, что вино бесплатное, это уже кое-чем смахивает на рай. Ну а сидеть я буду здесь, видимо, так долго, как продержится реаниматолог. Ну а дальше, может быть в место покомфортнее. Хотя если вспомнить, сколько я нагрешил в жизни, сколько раз нарушал заповеди, мне и адского пламени мало.
Лицо монаха исказила милая улыбка. После недолгой паузы он сказал:
– Нет, дорогой Эдди. Ты бы мог просто лежать без сознания до тех пор, пока тебя не вернут к жизни, но…
Я его тут же резко прервал:
– Так, значит, меня всё-таки откачают!?
С некоторым сомнением монах ответил:
– Вообще-то я имел ввиду, что ты мог бы лежать без сознания, пока врачи пытаются что-то сделать. Но кое-кто решил, что пока врачи пытаются восстановить пульс, твоя душа могла бы провести это время с пользой. То есть ты здесь до тех пор, пока за твою жизнь борются врачи. А там как получится. Либо обратно на землю, либо… – сказал монах, разведя ладони.
Но как я уже говорил, за пределами тела моя душа ничего не испытывала, так что никакого уныния или разочарования я не ощутил.
– Так вот, – продолжил отец Авраам, – как я сказал, ты здесь не из-за плохих навыков вождения. Впрочем, твой прадед в восемнадцатом поколении так и не смог научиться ездить на лошади и тоже сидел здесь.
А вот здесь я не мог не прервать его:
– А кем он был? Просто у меня уже не будет возможности узнать хоть что-нибудь о своих предках в настолько отдалённом времени.
– Да, я понимаю. Он держал большую ферму, на которой разводил лошадей, овец, коров, кур, свиней. К нему постоянно приходили за живностью для одного герцога, а несколько раз даже покупали свиней для английского короля. Его товар пользовался большим спросом. И поэтому в конечном счёте у него забрали ферму местные дворяне, воспользовавшись хаосом, который принесла война.
– А что они сделали с предком?
– Он был человеком отчаянным. Ему дали неделю для того, чтобы они с женой и семью детьми освободили ферму. Но он вывел жену с детьми на день раньше, разместил их в небольшом домике у озера, а сам отправился обратно и всё подготовил к прибытию дворян. Когда новые хозяева прибыли под покровом ночи и разместились в большом доме, он подкрался к дому, закрыл входную дверь снаружи, подперев её бревном, а затем начал забрасывать окна горящими факелами, заранее полив полы смолой. Дом сгорел вместе с дворянами. А предка казнили на следующее утро.
