г. Аудагост, пограничная территория владений халифа Абдаллаха ибн Ясина из династии Альморовидов, год 1056
(в настоящее время г. Тегдауст, провинция Восточный Ход республики Мавритания).
Пробиваясь сквозь рассветную дымку, лучи утреннего солнца осветили бедуинский шатер на краю пальмовой рощи.
Песчаная дорога, окаймленная акациями и кустарниками, поднималась на пустынный бархан и там, извиваясь, терялась из вида в бескрайних песках великой пустыни.
– Аль-Мажнун![1] Где ты, бездельник?! Да укоротит Аллах милостивый и милосердный твои гнусные дни! – кричал, негодуя, всадник в черной расшитой золотыми звездами и полумесяцами чалме и синем атласном халате, богато украшенном золотыми узорами.
– Я здесь, о великий звездочет халифа и мудрейший из прорицателей, достопочтенный аль-Фарух ибн Сауд! – отвечал невысокого роста человек с длинным носом, в большой остроконечной черной шляпе звездочета.
Неловко отодвинув полог шатра, он с кряхтением попытался выбраться наружу, цепляясь длинными рукавами черного халата за нехитрые предметы кочевого обихода.
За откинутым пологом шатра отчетливо мелькнуло очень приятное женское лицо молодой берберки[2].
– Вот тебе 500 мискалей, мешок золотого песка и три золотых динара! Купишь 20 невольников, 10 верблюдов, пригодных для длительного перехода, 30 муддов пшеницы, 30 баранов и коз, специй же, воды и пряностей возьмешь на 40 дней пути! Мы отправляемся завтра с рассветом! – произнес аль-Фарух, кидая тяжелые вьюки на песок перед склонившимся в почтении аль-Мажнуном, и со словами – «Найдешь меня в моем шатре!» – он так же неожиданно исчез в клубах пыли, как и появился.
– Слушаю и повинуюсь, о великий звездочет халифа, – произнес аль-Мажнун, обращаясь к тому месту, откуда еще совсем недавно слышался голос его хозяина.
Взвалив мешки на спину, аль-Мажнун побрел вдоль тенистых акаций по дороге, ведущей в город. Лучи жаркого сахарского солнца, проходя через густые ветви акаций, прорезая клубы пыли, вздымавшиеся от стад овец и караванов верблюдов местных торговцев, напоминали библейские «столпы света», освещавшие путь утомленных странников.
«Надо спешить, – думал аль-Мажнун, тяжело ступая по пыльной дороге своими остроконечными сандалиями с загнутым верхом. – Хозяин серьезен как никогда! В прошлый раз он обещал превратить меня в жабу за то, что я соблазнил дочку торговца финиками, а сейчас, если я буду нерасторопным, он выполнит свое обещание!» – так он рассуждал, волоча нелегкую ношу.
Прямо у ворот города аль-Мажнун увидел процессию всадников халифа Абдаллаха, стремительно продвигавшуюся меж склонившихся в почтении торговцев, путников и горожан.
– Слушайте! Слушайте! Имеющий уши да услышит! – кричал первый всадник в украшенном золотом черном тюрбане.
– Повелитель правоверных, халиф Абдаллах, да укрепит его Аллах своей поддержкой, да окружит его своими милостивыми делами, выступает в поход в Магрибские земли для обращения неверных в истинную веру! Да поможет ему Аллах великий, и да сохранит он повелителя правоверных! Всем же услышавшим милосердный халиф Абдаллах велит внести десятую часть своего дохода в знак признания и одобрения деяний милосердных рук его! Отказавшихся внести мизерную плату ждет неминуемая смерть!
Последние фразы всадника утонули в оглушительном реве труб музыкантов халифа. Процессию сопровождали пешие воины халифа, бесцеремонно вырывавшие деньги, украшения и драгоценности из рук торговцев и горожан.
Товар складывали в повозки, к ним же наспех привязывали верблюдов, скот и лошадей.
Узнав, что аль-Мажнун является слугой великого аль-Фаруха ибн Сауда, воины халифа не взяли с него платы и беспрепятственно пропустили в город, не причинив ему вреда.
Пройдя знакомыми улочками, утопающими в зелени акаций, финиковых пальм и дикого винограда, аль-Мажнун свернул у мечети на улицу, ведущую к рынку.
Тем временем во дворце халифа Абдаллаха ибн Ясина на совет собрались все придворные вельможи, военачальники и предсказатели.
Невысокого роста, сухощавый, с черной бородой и очень смуглым лицом, одетый в синий тюрбан, украшенный золотом и сапфирами, черный парчовый халат богатого золотого шитья, халиф Абдаллах, повелитель племен и народов от Испании и до пределов царства Ганы, восседая на золотом троне, внимательно слушал своего военачальника Йахью ибн Омара. Йахья ибн Омар неторопливо излагал план предстоящего похода, пытаясь как можно подробнее аргументировать свои предложения.
Дворец правителя Аудагоста, еще два года назад принадлежавший одному из вождей черных племен сонинке[3] могущественной империи Гана, был богато украшен золотом и драгоценными камнями.
Стены дворца изобиловали расписанными золотом фресками. Драгоценные камни, использованные в арабской мозаике, поражали воображение.
Золотой фонтан в окружении финиковых пальм с приятным журчанием раскидывал потоки воды, разлетавшиеся на тысячи играющих на солнце алмазных брызг, создавая атмосферу неописуемой восточной роскоши, умиротворения и прохлады.
– О всесильный повелитель правоверных! – продолжал свою речь военачальник Йахья ибн Омар, – милостью Аллаха всемогущего и милосердного, мы не можем сразу пойти на великий магрибский город Сиджильмаса[4], не усилив нашу армию пешими и конными воинами наших союзников.
Из Аудагоста армия великого халифа отправится в город Тимбукту. Там правитель города Мусса ибн Халид милостиво предоставит нам 10 тысяч пеших и 5 тысяч конных мессуфа[5]. Пополнив в Тимбукту запасы воды и продовольствия, мы выдвинемся в город Атар, и уже из Атара обрушим наши клинки на головы неверных Магриба, – представил он свой план великому правителю.
– План твой хорош, Йахья ибн Омар, но что скажет великий Фарух ибн Сауд, кому Аллах милостивый и милосердный доверил узнавать его волю по знакам и звездам? – произнес халиф, обращаясь к предсказателю и звездочету аль-Фаруху.
– О великий повелитель правоверных! План Йахьи ибн Омара воистину безупречен, но звезды говорят, что поход армии великого халифа обречен на бесконечные сражения с превосходящими силами неверных! – отвечал аль-Фарух ибн Сауд, окидывая беглым взглядом лица собравшихся приближенных халифа.
