I
Багровое солнце садилось за вершины Кавказа, окрашивая красивым ровным цветом их и небо вокруг. И сразу же ощущалось веяние прохлады. Я поежилась и запахнула кардиган.
– У нас так, – сказал о. Иоанн, – после заката сразу становится холодно, как бы жарко днем не было. На то оно и предгорье…
О. Иоанн был среднего роста, с большими выразительными глазами и окладистой черной бородой, в которой уже проглядывала седина. Ходили слухи о его прозорливости, поэтому отовсюду к нему приезжали люди со многими вопросами и бедами, даже издалека. Стучали в окна с раннего утра. «Дайте батюшке хоть поесть!» – сетовала матушка. Иногда еда для о. Иоанна была непозволительной роскошью. Про сон уже говорить нечего.…И сейчас, сидя с ним в беседке за чаем, я думала, не обременяю ли его…
– Так вот я отдыхаю, за чаем, – будто услышав мои мысли, сказал вдруг он.
– Батюшка, расскажите о своем детстве!
– Да что там рассказывать.…Родился я в терской казачьей станице. Родители мои, к великому сожалению, были неверующие. Маму я почти не видел, она много работала, а отец страдал страстью пьянства (упокой Господи его душу!). И если бы не молитвы предков, может ни я, ни сестра моя (которая сейчас матушка), не воцерковились бы.
– А кто же ваши предки?
– Прадед мой канонизирован православной церковью, как новомученик.
– Расскажите о нем, пожалуйста!
II
– Ух, ну и жара сегодня, однако!
– Макушка лета!
Прихожане расходились по домам после праздничной службы Владимирской иконы Божией Матери.
– Хорошую проповедь батюшка рассказал, про смирение! – сказал староста церковный Степан Семенович.
– Да! А народу – то сколько было! И на улице даже люди стояли! – ответил Василий Киреевич.
– Соскучился народ по службе! Тяжело ведь без церкви! Как бы там большевики не говорили!
– А вот услышат тебя сейчас и донесут!
Время было тревожное.1937 год. Расцвет репрессий. Боялись слово сказать, ведь ни за что можно было загреметь в тюрьму, а иногда и на тот свет.
– Да что нам бояться! Господь с нами!
Односельчане попрощались и пошли по домам, один только Степан загляделся на поля, приложив руку ко лбу. «Красота-то какая, Господи!» Степан Семенович Митюшкин привык во всем видеть красоту творения Божия. Да и как тут не заглядеться: село Покров Нижегородской губернии (которая в 1936 году была переименована в Горьковскую область) расположено было на живописных холмах и полях, которым конца-краю, кажется, нет. Бывало, притихнешь, заглядишься вдаль, и чувствуется присутствие Божие. Как поэт сказал: «пустыня внемлет Богу!» И мысли сразу о Страшном суде… Степан начинал незаметно для себя молиться.…Вырос он в семье зажиточных крестьян, которые имели мельницу. Их раскулачили в начале 30 —х, теперь они питались только продуктами собственного огорода. Отец и дед были глубоко верующими, часто паломничали по святым местам, беря с собой детей и внуков. Помнит Степан, как шел с дедом, уставши, начинал хныкать, а дед бросит палку: «а ну беги за ней!» И маленький Степа бежит, уже забывши про усталость. Так и добирались до места.
Предки Степана были недюжинной силы. Ходили слухи, что один из них ударом кулака быка завалил. Сам Степан был невысокий, коренастый, с широкими плечами и большими ладонями. Ему уже перевалило за 60,но в огороде он хорошо управлялся.
Церковь стояла на пригорке, так что издалека можно было увидеть купола с крестами. На службу приехали трое батюшек из окрестных сел и множество прихожан из разных мест. Действительно, люди соскучились по церкви. Церковный староста Степан и местный священник хорошо знали, что идут на огромный риск. Но любовь к Богу и матери-Церкви была сильнее страха.
Дома его встретили жена и внуки. Дом был большой, и семья тоже большая. Всего у него было трое детей и пятеро внуков. Дочери вышли замуж, а сын привел в дом невестку. Два мальчика подбежали к деду:
– Здорово, что служба была сегодня!
– Дед, а я кадило держал!
– Что вы галдите, дайте деду поесть! Иди, я стол накрыла, – сказала его жена Екатерина.
Обед был скромный, тем более что Петров пост.
– Ой, боюсь я, Степа, узнает председатель, накажут вас! Ведь колхозники с поля на службу сегодня сбежали!
– Господь просвещение мое и Спаситель мой! Кого убоюся? Чему быть, того не миновать…
III
Сентябрь выдался теплым. Бабье лето началось рано. Теплое солнышко грело щедро. Митюшкины собирали урожай, который был богатым в том году. Утомившись, Степан лег спать рано. Приснилось ему, будто идет он по полю, а навстречу ему идет кто-то светлый, пшеница под ним не приминается. Зажмурился Степан от яркого света и услышал: «кто не берет креста Моего и следует вслед за Мною, тот не достоин Меня»…
Вдруг его разбудил стук в дверь.
– Кто там? – спросила Екатерина.
– Открывай!
Голос за дверью был злой и настойчивый.
– Открывай, а то будем ломать!
Екатерина открыла. В дверь ввалились группа людей, одетых в красноармейскую форму.
– Степан где?
– Спит.
– Буди!
– Здесь я.
– Вы арестованы.
Красноармейцы, ничего не объяснив, схватили его и вытолкали за дверь.
– Господи, что же это?! За что?! – громко причитала жена, плакали испуганные внуки.
Степана посадили в грузовик и повезли куда-то. Со сна Степан ничего не мог понять.
– Здорово, Степан!
В темноте он с трудом разглядел Василия Киреевича, Петра Лонскова, Сашу Блохина и четырех священников. Все они были на службе в церкви на Владимирскую. Батюшки молились и часто осеняли себя крестом.
– Все, ребята, конец наш пришел… -сказал кто-то в темноте, – а я попрощаться не успел с домашними…
– Никто не успел, – сказал Петр.
О. Николай из Юсупова запел молитву «Царице моя Преблагая», ее подхватили другие. Так, всю дорогу они пели, молитвы, псалмы…
Уже почти рассвело, когда грузовик подкатил к зданию НКВД на Воробьевке. Всех вывели из машины и, обыскав с ног до головы, бросили в подвал.
– Простите меня ради Христа! – сказал о. Александр.
– Господь простит, и нас прости! – ответили другие.
Утром всех поодиночке стали хватать и уводить на допрос.
– Имя?
– Степан Семенович Митюшкин.
– Год и место рождения.
– 1874 -й. село Покров Гагинского района.
– Ты устроил службу 6 июля, тем самым отвлекая от колхозных работ население?
– Службу мы устроили. Но не с целью отвлечь крестьян от колхоза…
– Молчать! – Степан получил первый удар.
– Ты обвиняешься в антисоветской пропаганде. Считаешь ли себя виновным? Говорил ли против Советской власти на службе?
– Я на службе молился…
– За Советскую власть? – грубо прервали его. Раздался хохот.
Как следует, надсмеявшись над ним и избив до крови, его бросили обратно в подвал. Там уже лежали окровавленные священники.
