Апрель, весна, промерзший за зиму воздух прогревается солнцем, просыпается природа, в деревьях начинают бушевать соки, в людях – гормоны. В это время кривая преступлений против половой неприкосновенности резко устремляется вверх.
Ольге Самохваловой не повезло, позавчера девушка возвращалась с работы домой, подъехал дорогой внедорожник, из него вышел озабоченный бандит, предложил свою любовь. А получив невежливый отказ, набросился на девчонку с кулаками. Одним ударом сломал ей нос, другим выбил зуб, схватил за волосы, затащил в машину. К счастью, мимо проезжал патруль, подонка задержали, пострадавшую отправили в больницу, там она и написала заявление.
А сегодня Самохвалова заявление отозвала. Подполковник Малахов даже не думал ее в чем-то упрекать. Ей ведь досталось не абы от кого, а от Никса. Известного бандита, в свое время занявшего место знаменитого Грамаря. А сейчас он замещал самого Борщевика, главного авторитета Волговодска и прилегающих к нему районов. Самохвалову могли убить, не прими она предложение, от которого невозможно отказаться.
Никс прятал улыбку, торжествующе глядя на Малахова. Уголовное дело можно закрывать, а его – выпускать на свободу. Закон есть закон.
– А чему ты радуешься? – спросил Артем.
Никс, он же Никишин Семен Денисович, выглядел внушительно. Блестящая лысина, массивный лоб, широкая переносица, тяжелая нижняя челюсть, сильная шея, покатые плечи. Сломанные на борцовских коврах уши не превратились в уродливые пельмешки, а так и остались торчать локаторами на лысой голове. Торс у него мощный, а ноги на вид ничем не выдающиеся. Обычные ноги, не худые, не толстые. Тесный темно-синий костюм смотрелся на нем очень даже хорошо.
– Я не радуюсь, я каюсь, – усмехнулся Никс.
– Ну да.
– Ну, нашла нелегкая, сам знаешь, как это бывает.
– Не знаю. Я на женщину руку не поднимал! – Артем возмущенно повел бровью.
– Не руку. Но такое же тяжелое… Или нет?
– Положу на тебя, узнаешь. А я положу. Потому что гнида ты, Никс!
– За базаром следи, начальник!
– И ты следи, – кивнул Малахов. – За руками.
– Да я-то слежу. И ты нормально фильтруй.
Артем усмехнулся, глядя Никсу в глаза. Не осознал бандит остроту текущего момента, а ведь его предупреждали.
Как и оказалось, Никс действительно не ожидал удара. А рубанул Малахов мощно, наверняка. Никс мужик хоть и тренированный, а сильный, по-настоящему сильный удар заставил его схватиться за живот и согнуться в поясе.
– Это предупреждение, – сказал Артем. – В следующий раз ударю ниже.
– Ну, ты в натуре, начальник, – сквозь зубы процедил Никс.
– Неправильно говоришь. «Я больше не буду, начальник» – вот так правильно.
– Правильно будет, когда ответишь.
– Давай спрашивай! – Малахов раскрылся для ответного удара.
В кабинете только он и Никс, ни свидетелей, ни камер. И руки у бандита свободны.
– Знаю я вашу породу!.. – скривился Никс.
– А я знаю вашу! Сначала нагадите, потом бегаете от своего же дерьма, – презрительно скривился Малахов. – Где Борщевик?
И года не прошло, как он вступил в должность начальника отдела МВД по Волговодскому району, но Борщевик уже, считай, на задворках местной криминальной истории. Малахов низверг его и растоптал. Борщевик сам настоял на мирном договоре, обещал быть шелковым. Но не прошло и месяца как заказал Артема, но снова облажался. Прямых доказательств его вины Малахов так и не получил, но Борщевик все равно не рискует появляться в городе. Да и не нужно ему это. Может, осел где-нибудь в тихой гавани, живет в свое удовольствие на деньги, которые зарабатывает для него Никс.
– Ну-у…
– И ты будешь бегать. Если не поймешь, что не ты хозяин в этом городе. Закон в этом городе хозяин. Закон!.. Вопросы?
Малахов смотрел на бандита жестко, зло. Он не собирался заключать с ним никаких договоров, призывать к мирному сосуществованию. Оступится Никс на своей скользкой дорожке, упадет носом в свое дерьмо, Артем отмывать его не станет. Сколько заработал, столько и отмерит…
– Ну, закон так закон. Я против закона ничего не имею, – заелозил Никс.
– Тогда условно свободен.
– Условно?
– Пошел!
Кивком указав на дверь, Малахов подумал о потерпевшей, с которой Никс мог свести счеты. Но имя Ольги Самохваловой так и не произнес. Зачем? Он ведь ясно сказал, что спросит с Никса за любого человека, которого тот посмеет обидеть. И с него спросит, и со всех, кто не хочет жить правильно…
* * *
Третий день льет дождь, выходные прошли под знаком дождя, понедельник начинается с него же. Сейчас бы в кабинете сидеть, горячим чайком баловаться, а служебный долг бросает в мокрядь.
Дорога плохая, трещины, колдобины, прочие неровности, песка много, щебня, но покрытие асфальтовое. Ноги в грязи не утопают, и то хорошо. А от дождя худо-бедно спасают непромокаемые накидки и зонты. Майор Павлов надел дождевик, следователь Планидкин под зонтом, криминалист Колышкин Станислав Петрович взял на вооружение и то, и другое. А потерпевшему все равно, лежит себе на обочине, вытянув руки и ноги, глаза открыты, зубы оскалены. А выражение лица злобное. Ни страха, ни боли в предсмертной гримасе, одна только злоба.
Человека убили ударом по голове, чем-то острым проломили надлобье, если точней, чешую лобной кости. Удар оказался и сильным, и точным, потерпевший, похоже, умер мгновенно, видимо, даже не успев прочувствовать боль и страдание. И злобное выражение на лице не сменилось выражением страха. Возможно, человек перед смертью с кем-то дрался, хотя на лице и не видно побоев. Не исключено, что пострадавшего ударили только один раз и наверняка.
Куртка нараспашку, воротник оттянут вверх, рукава подняты, волосатые запястья обнажены, видны часы. Одна туфля стянута с ноги, мало того, ее переехала машина. Дождь смыл грязь от колеса, но след протектора угадывается. Да и смята туфля – под весом автомобиля. На руках у покойника кожаные перчатки без пальцев, правая штанина подвернута, так делают некоторые водители, особенно в дождливую погоду, когда на резиновых ковриках под педалью газа хлюпает грязь.
– С дороги труп стаскивали, – глядя на покойника, сказал Планидкин. – Чтобы проезду не мешал.
Выражение лица у него, как обычно, апатичное, а взгляд живой, пытливый.
– А где машина? – спросил Колышкин, осторожно вынимая из кармана покойника портмоне.
У этого, напротив, мимика выразительная, а взгляд усталый.
Максим Павлов кивнул, глядя, как эксперт открывает портмоне, в прозрачных карманах которого хранились документы. И техпаспорт на машину там, водительские права.
Павлов посмотрел в сторону поселка, в окрестностях которого нашли труп. Километра два всего до Ветряного, а дома под пеленой дождя едва угадываются. Утро уже наступило, половина седьмого, но небо затянуто тучами, солнца не видно. И настроение такое же пасмурное. Но работать надо.
