Валентин кивнул консьержке как старой знакомой и легко взбежал на третий этаж. Консьержка Мария Викторовна, женщина еще вполне молочно-восковой спелости «едва за пятьдесят», в недалеком прошлом околосветская тусовщица (а какая же еще может быть консьержка в доме, заполненном богемными знаменитостями?) ответила ему загадочной полуулыбкой. Ну кто ж из «посвященных» не знает лит.агента самой Иванки!
И если молодую писательницу Иванку Панчовски (в миру Александру Ивановну Панкевич), словно по мановению волшебной палочки ставшую знаменитой после экранизации ее книги о вампирах: «Кровавый поцелуй», знает теперь каждый любитель фэнтэзи, то ее литературного агента, чья доля, как и любого другого агента, вечно оставаться в тени, – дано знать только «посвященным»…
Ох уж эти «посвященные»… кухарки, уборщицы, консьержки, охранники. Негласные тихие свидетели того самого заветного «закулисья», куда мечтают проникнуть фанаты, поклонники, читатели и почитатели своих великих кумиров…
Зато после, потом… уже покинув свою службу у звезд, – все они зарабатывают бешеные гонорары на мемуарах об этих звездах…
…«Черт, – Валентин вспомнил, что у него есть запасной ключ от квартиры Иванки, нашарил его в кармане, попытался вставить в замок… и вдруг обнаружил, что дверь, собственно, и не заперта. – Что за черт!» – он вошел, вслушиваясь в тишину.
Ни звука.
Взглянул на часы. Обеденное время. «Ничего себе!».
В прихожей валялось что-то кружевное, из нижнего белья… Валентин снова чертыхнулся…
Чуть дальше, на пороге комнаты валялась еще одна кружевная часть из комплекта, что повергло Валентина в еще большее волнение.
Этот хаос от разбросанных повсюду вещей, которые по логике своей должны были бы находиться совсем в других местах, – в сочетании с полной тишиной – ему уже были знакомы. Неужели новый приступ депрессии? Прошлый окончился битьем посуды и попыткой перерезать себе сонную артерию. Слава Богу, что с анатомией Сашка-Иванка была знакома более чем шапочно, – на шее осталась только легкая царапина.
Тогда-то, полгода назад, Иванка и отдала ему ключ от своей квартиры. Конечно, – он же и «отец родной», и ангел-спаситель, и литературный агент, а также источник вдохновения.
Сейчас Валентина занимал один вопрос: «Почему в квартире так тихо?»
Ступая мягко, как охотник, подкрадывающийся к дичи, он подошел к двери зала… Пусто.
Что ж, пойдем дальше. Он осторожно заглянул в щелочку в спальную…
Да… а еще говорят, что именно во сне и проявляется наше истинное лицо… Вот и верь после этого молве. Глядя на это лицо ангела, Валентин почувствовал, как что-то толкнуло его в сердце. Словно его тронули нежнейшей колонковой кисточкой… вот так: «тук», «тук», «тук»… Как дождинка падает на стекло.
Нежно посапывая своим маленьким носиком, с розоватым румянцем на пушистых, почти детских щечках, с самым невинным видом спало это чудовище, это исчадие ада. Словно и не было за это короткое время (три беспокойных, сумасшедших года) двух или трех запоев, плавно переходивших в депрессии, прерывавшиеся попытками суицида, порывами уйти в монастырь, затаиться в ашраме, выйти замуж, наняться в шпионы, стать садо-мазо…
Иванка шевельнулась, задышала более часто.
У него на сердце сразу стало уютно и тепло. Слава Богу, с ней все в порядке.
Валентин поспешно отступил и, осторожно прикрыв дверь, быстро ретировался на кухню. Еще не хватало, чтоб его застукали за подглядыванием в щель спальни! Хватит того, что обслуга, консьержка, журналисты, окружение Ивонны приписывают его скромной персоне весьма значительную роль в жизни молодой писательницы Иванки Панчовски. Что-то вроде гражданского мужа-тирана, эксплуатирующего это хрупкое, почти неземное создание ради собственных прихотей, а больше всего – ради огромных гонораров, и готового бросить ее в тот же момент, когда она перестанет приносить ему миллионы. Этакий классический сатир. Слава Богу, что его фотографии почти никогда не появляются на страницах прессы (уж он-то сам прикладывает к этому массу усилий), и «широкая публика» его не знает в лицо.
Ну, а если говорить о «посвященных» – слава Богу, что круг их узок. Играть роль демонического мужчины для этой маленькой аудитории ему вовсе не так уж и затруднительно.
* * *
…На кухне Иванки Валентин ориентировался не хуже хозяйки квартиры.
Достал из шкафчика пачку кофе, положил в турку две с половиной ложки, – как она любила, – поставил на огонь. Сейчас, почуяв запах, приползет и само чудовище. Иначе – если ей сейчас не приготовить кофе, – Иванка, нечесаная, заспанная, будет слоняться в полураспахнутом мохнатом купальном халате, и ныть, что кофе закончилось… куда исчезли все чашки… я же помню, вчера они были именно здесь… и какой идиот поменял местами тумбочки кухонного гарнитура…и кто съел вчера весь сахар…
Кофе уже было готово, его крепкий, чуть терпкий аромат распространился во все уголки просторной квартиры, а Иванка все еще не казала носа из спальной.
Валентин уже начал немного беспокоиться. Поставил чашку на ее любимый маленький зеленый подносик с ярким разноцветным драконом (Иванка утверждала, что этот дракон, свернувшийся под чашкой кофе, чем-то похож на нее саму и удивительным образом поднимает ей настроение), – и направился с подносом к спальне.
Там по-прежнему было тихо.
Он хотел постучать, когда вдруг из тишины спальни послышался полный отчаяния и боли тихий голос, сравнимый со стоном существа, уже отходящего навсегда в иной мир, отчего по спине Валентина пробежал холодок: «Ты ведь меня не бросишь?..»…
Она что, бредит? Кому адресован этот вопрос? Тому, кто покинул ее этой ночью? Судя по всему, вечер, и особенно, ночь, Иванка провела далеко не в посте и молитвах.
Или ей что-то приснилось, и она разговаривает во сне? Хотя, может, опять обкурилась…
Пока он пытался угадать, что сейчас происходит с Иванкой, – дверь с силой распахнулась, оттуда вылетело взлохмаченное существо, похожее на помятого галчонка, и чуть не сбив его с ног, молниеносно промчалось мимо.
Валентин успел только заметить черный каскад сбегавших на плечи, вьющихся прядей, (опять перекрасила волосы?), – отчего Иванка сразу стала похожа на студентку-первокурсницу Сашку Панкевич.
И тут же ее шаги с такой же скоростью прошлепали обратно. Она мягко взяла Валентина под руку, неуловимым движением подхватила с подноса кашку кофе, припала к ней, как путник в пустыни к живительному источнику.
– Вот так всегда, – тихо пробурчал Валентин, удивляясь своему почему-то внезапно охрипшему голосу. – Ни тебе «здравствуй», ни «до свиданья», ни, тем более, «спасибо»! – продолжал он.
– Прости меня, ну прости, родной… – Ее голос был теплый, домашний, узнаваемый. Она льнула к нему теперь как нашкодивший котенок, – Дело в том, что я утром поставила на огонь кофе… Решила прикорнуть на секунду. Не заметила, как заснула…. А тут такой запах… Ну, думаю, мой кофе, как всегда, выкипел, залил плиту…
