Шла последняя неделя августа, вечерело. Прибрежный песок меж водой и доцветающим лугом был уже не таким тёплым и сыпучим. От остова полу затопленной баржи уже тянулась по розоватой предзакатной воде довольно внушительная, припахивающая тиной и водяной прелью, остроклювая мрачная тень.
Заглядевшись на снующих у берега уклеек, Марина не сразу заметила незнакомца, который, сбросив рубашку и закатанные до колен брюки, с разбегу бросился в воду и, мощно загребая, поплыл против течения. Красиво. Но явно, не туда…
– Осторожнее! – не выдержав, вскрикнула она, – там, чуть правее, острая свая под водой!
– Понял. Отфыркиваясь, улыбнулся он, нырнул, и, сделав под водой кувырок, поплыл уже по течению. Вода была настолько прозрачной, что его ещё долго было видно.
– Вот и нет лета… – вздохнув, поёжилась Марина.
Листья прибрежной ивы, свернувшись в сизые трубочки, обречённо шуршали над водой. Быстро темнело. Купаться, кроме Марины, уже никто не решался. Никак не сохнущий купальник уже казался ледяным. Пальцы ног растопыренными паучками тут же зарылись в ещё тёплый песок. Марина укуталась в вязаную кофту до самых серо-зелёных глаз со слегка потёкшей тушью и, поджав колени, плотнее обвязалась рукавами, пытаясь хоть немного согреться.
– Полотенце опять забыла…
Он, наконец, выбрался из воды и присел в пяти шагах. Руки заметно дрожали, нашаривая в рубашке сигареты. Мужчина попытался закурить, но зажигалка щёлкала впустую. И раз, и два…
Марина достала свою и бросила ему на колени. Он благодарно кивнул и подсел ближе.
– Не помешаю?
– Да, нет. Сама курю понемножку.
– Холодная вода, правда? – слегка постукивая зубами, порылся он в полупустом пластиковом пакете, – а у меня тут – для согреву, «Рябина на коньяке» и…
– Марина невольно сглотнула, почти неприлично уставившись на слегка помятые столовские бутерброды с сырокопчёной колбасой.
– Я на курсах здесь, водителей тепловозов… – аккуратно разложив закуску прямо на своей рубашке, он, почему-то смутившись, отложил бутылку в сторону.
– Знаю, это там, у Каменного моста.
– Ну, да. Наши сразу после лекции – в гостиницу. Пьют черти, оттягиваются без жён, а я не любитель. Так, сладкого чего-нибудь, чтоб согреться… Сердце пошаливает. А сладенького хлебнёшь, словно теплеет в нём.
– Вам на вид и сорока нет, а уже – сердце?..
– Профессиональная болезнь, почти у всех машинистов такая, тепловоз-то – сердцем тянешь…
– Это как?
– А вот… – присел он на песок, подстелив под себя опустевший пакет, – представьте себе – ночь, смотришь вперёд, скорость бешеная, волочишь за собой сотни спящих людей, тысячи… Ответственность-то какая?.. Тьма летит навстречу, бьёт в грудь. Холодно от неё, смертью веет… Ведь случись что, от тебя ничегошеньки не зависит, даже экстренное торможение не поможет! А они там спят, на полках качаются. Пол состава женщин и детей. А если, не дай Бог, – пожар? Пока остановишь, пять-семь вагонов – в уголь!
– Никогда не думала…
– Устал медкомиссии бояться. И вообще… устал. Бросил бы, а семья? Время-то какое?.. В дворники, что ль – потом? Надо терпеть.
– Сейчас все терпят… Отвернитесь. – Марина, забравшись по шею в кокон длинной юбки, стащила вниз мокрое, выкрутила и спрятала в сумку. – Вы говорили, у вас там что-то, ну, чтобы согреться?..
Он обрадовано засуетился, ловко выбил пробку и плеснул вина в подставленную бутылочку из-под «Пепси». После первого же глотка Марина заметно повеселела и согрелась.
– Вы говорили – семья… А детей сколько?
– Двое, – отхлебнул он прямо из горла, – и ещё скоро… будет, правда, не знаем – мальчик или девочка?
– А у меня пока – никого…
– Ничего, ещё будут.
– Сначала бы… – мужа, а у нас в библиотеке… Да я уже и не думаю! Хоть ребёночка бы, а то, ещё немного, и поздно будет.
Они и не заметили, как окончательно стемнело. Стало ещё холодней. Мужчина надел брюки прямо на мокрые плавки и, стряхнув с рубашки крошки, накинул её на плечи. Марина непроизвольно придвинулась ближе. Он, почти по-родственному, обнял её.
– Да вы не стесняйтесь, я не такой!
– И я…
– Да я уж понял… Может, пора домой подаваться? Вас проводить?..
– Не надо. Я ещё побуду. Куртку наброшу, и подышу. Когда ещё на природу выберусь.
– Жаль, ну, как знаете. А мне ещё к зачёту готовиться, завтра сдам, и опять – сюда, в последний раз. А с утречка уже – к себе, в Балабаново. А вы завтра будете здесь к шести? Знаете, так хорошо поговорили. Редко бывает.
– Не знаю, – выдернув шпильку и распустив волосы, неуверенно улыбнулась она, – семья ведь у вас…
– А что, просто дружить мужчина и женщина не могут?
– Могут. Но чем это кончается…
– Приходите. У нас хорошо кончится, обещаю. До завтра.
– Не знаю… – Она долго сидела отвернувшись, а когда обернулась, он был уже на середине понтонного моста, соединявшего зелёный берег с городом.
– Надо же, прямо родной, всё: и прядка седая, и плечи, широкие, но слегка ссутуленные. И глаза, как выгоревшие… Это тьма их выела, как и сердце. Больно за него почему-то…
На следующий вечер, твёрдо решив к нему не ходить, она отпросилась с работы пораньше и, устроившись за соседним ивовым кустом, заняла удобную позицию для наблюдения.
– Я только со стороны погляжу, и всё. Только погляжу…
Он пришёл, как и обещал, к шести, присел на песок, нервно сцепив пальцы ниже колен. Стрелки на брюках были острее бритвы.
На правой руке предательски блеснуло обручальное кольцо. Мужчина тут же неловко прикрыл его ладонью.
– Ну вот… А говорил – дружить…
Губы её расползлись в ещё неуверенной улыбке. Она легонько шлёпнула себя по щекам и уткнула вспыхнувшее лицо в колени.
Быстро темнело. Время утекало как песок, но они так и сидели… Он на их вчерашнем месте, она – за кустом, на траве. Прошёл час. Мужчина скинул пиджак, ослабил галстук, но всё так же напряжённо поглядывал в сторону моста. Она – на него.
– Ждёт, – сдавленно передохнула Марина, – не дождётся…
Прошёл ещё час. Наконец, он поднялся и, ещё больше сутулясь, медленно подался вдоль берега к мосту, совсем медленно, еле переставляя ноги, будто что-то мешало ему. И тут она не выдержала, разделась, и поплыла за ним. Догонять по берегу было почему-то неловко – пусть, будто случайно, купалась мол, и вдруг заметила!
Грести пришлось против течения. Будто сама река, упираясь тяжёлой неуступчивой водой, не пускала её, отбирая последние силы. Тогда, выбравшись на прибрежную отмель, Марина, по пояс в воде, с шумом рассекая прибрежную рябь, быстро побрела за ним, упираясь ступнями в зыбкий скользкий ил. Она уже намерилась окликнуть его, когда резкая боль вдруг полоснула по бедру.
