Предисловие автора
Здравствуй, мой читатель. С этого произведения и начался мой писательский путь. Это было давно, и вспомнить нелегко, – кажется, в 2012 году, хотя, если вдуматься, идея появилась несколько раньше.
Это произведение – самое первое написанное мной, и особенно забавно вспоминать то время и слова редактора о чересчур сложных формулировках, самобытности стиля и трудности восприятия текста в контексте последних опубликованных мной произведений. Например, «Цитадели» с ее описаниями магии или «Роз» с их образностью и метафоричностью.
Многие элементы этого произведения переросли в Большие Идеи и стали основой для моей вселенной. Например, упоминаемая в данном произведении Академия волшебства проросла сквозь время и стала Янтарной башней колдовства, одним из столпов магического мира. Забавно, что в большинстве произведений нет ее точного описания, она скорее символ, нежели объект. Концепция поединков между претендентами на титул волшебника сохранилась, мы видим ее в «Бледном Короле». Образные описания также изменились, но насколько – лучше судить тебе, мне кажется, что слово мое становится более точным.
Концепция Солнца как основного символа жизни сохранилась, и она остается одной из главных форм. Идея с сердцем колдовства проявила себя в «Цитадели», но уже в «Бледном Короле» она была преобразована в новую форму: форму вселенных создателей – некое особое виденье колдунов Янтарной башни, когда весь мир становится для них космическим пространством и магия идет не от сердца и чувств, но от взаимодействия с планетами и звёздами этой вселенной.
Концепция равновесия как общая балансирующая идея добра и зла тоже встречается и далее. И так же, как концепция Солнца, остается одним из основных столпов повествования.
Победа
Дрожала земля – от взрывов, топота ног, от падения стен и камней, летящих с неба. Удары конских копыт, звон мечей и крики раненых слились в одну нескончаемую песню – песню войны.
Пахнет огнём и дымом. Оперевшись рукой о каменную кладку стены, я посмотрела вниз, на ступени, подле которых лежала городская площадь. С каждым шагом я на удар сердца ближе к брусчатой мостовой и, возможно, к своим, к живым.
Улицы – сплошное пламя и дым, и везде, докуда хватает моего взгляда, – война. Мы проигрываем. На баррикадах сражаются те из нас, кто ещё жив. За спиной всё сожжено и развеяно по ветру.
На опрокинутых телегах окруженные, теснимые врагом, бьются солдаты, знавшие меня иной, полной сил, воодушевляющей их, своими чарами повергающей неприятелей, обращающей врагов в трепет и стирающей пыль. Теперь же ничего этого больше нет. Силы уже оставляют меня. И последние солдаты умирают у ног моих, дабы жизнь моя продолжалась. Их глаза, их лица – я вижу их сквозь ветер времени. Эти образы останутся со мной навсегда.
Грохочут небеса от камней, брошенных на наш город, земля дрожит, и я падаю на колени – боль застилает глаза. Посох, когда-то бывший символом, а теперь просто опора, – помогает подняться. Сквозь дым, пелену, я вижу, что баррикады прорваны и враги бегут мне навстречу волной, неистовой гибельной рекой.
Посох сияет и серебряными бликами красит их латы, но искаженные лица не скрыть ни дымной пелене, ни самой смерти. Я шепчу слова, и сила наполняет моё сердце, по венам пробегает к кончикам моих пальцев, целует их и, слетая с посоха, устремляется к цели. Крик достигает сердца небес, и каменная брусчатка, которую когда— то столь долго и кропотливо укладывали одну к одной, становиться дымом, а волна пламени превращает врагов в пепел. Сознание меркнет.
*** *** ***
Голуби – солнца золотые лучи – согревают, наполняют моё естество истомой и сладким счастьем. Я кормлю этих чудных птиц с руки, смеясь как ребёнок. Я в голубятне, они слетаются ко мне и наперебой клюют корм с моей маленькой ладошки. Смех радости срывается с губ моих, устремляясь навстречу птицам, моим друзьям. Они не боятся меня – не видят, что я дышу волшебством, сияю им. Не боятся, и я буду любить их за это до конца моих дней. Я обещаю себе это, и не изменю этому обещанию. Голуби будто понимают, о чём я говорю.
Солнце. Я вижу его и плачу, потому что это мой самый счастливый день. Мне пятнадцать лет.
*** *** ***
Солнце. Я вижу его, но подняться не могу – оно не оставило меня, золотой ладонью отбросив с моего лба непокорную прядь волос, и лучиком тонким и недолговечным иссушило подступающие слёзы. Ноги в тяжёлых сапогах прижали мои руки к земле, хрустят кости, мои кости! Сердце бешено колотится в груди, и, пока сознание не оставило меня, выкрикиваю те последние слова силы, что ещё осталась во мне.
Он дёрнулся – тот, что ближе всех ко мне, и чьё лицо я видела ясно. Дернулся и упал на меня, придавив собой и похоронив надежду освободиться. Он падал на меня, а разум мой угасал, и война, моя война, была проиграна навсегда. Удар, и я теряю нить реальности.
*** *** ***
Мне семнадцать лет, и я здесь впервые. Под тяжелыми и тем не менее изящными потолками, окруженная волшебством во всех его проявлениях, в месте, которое может стать могилой для меня или возвысить над всеми живущими.
Академия Высшего волшебства. Тогда я вошла туда впервые, так же как и десяток— другой мальчишек и девчонок. Мы смотрим на чудеса с нескрываемым восторгом.
Нас встречают ученики последних курсов, те, кто назвались нашими друзьями. Но, по правде говоря, ужаснее врагов у меня не было. Никогда.
Мне семнадцать лет, и я счастлива.
*** *** ***
Представь, что скрипачу нарочно порвали струны, птице сломали крылья или солнце вдруг перестало сиять. Грустно? Жестоко? Они отняли мне пальцы, и всё, что я говорила ранее, меркнет по сравнению с этим.
Когда я открыла глаза, увидела ржавые прутья клетки, в которой меня везли. Тогда, очнувшись и попытавшись подняться, я с ужасом осознала, что теперь мои пальцы отрублены и брошены рядом со мной, лежат в маленькой лужице крови. Слёзы, слезы жгли мне глаза.
Они перевязали мои искалеченные, изуродованные кисти рук, культи. Боже мой, полоски серой мешковины, пропитанные моей кровью, а под ними то, что когда-то было моими ладонями, то, где были мои пальцы, там, откуда брал разбег и силу волшебный дар.
Я плакала, рыдала как никогда в жизни, я бросалась на прутья клетки с единственным желанием – вырваться. Вырваться и убить. Но они проходили мимо, не обращали на меня внимания. В конце концов горе, усталость и боль от попыток сломать прутья опустошили меня.
Я уснула, всхлипывая, пытаясь сжать в кулак не существующие теперь пальцы.
«Проснись, лежебока, проснись». Веки тяжелы от сладкой истомы, накатившейся на меня, и разомкнуть их нет сил. Пахнет булочками с корицей, яблоками и моим сном. Не хочу даже думать о том, что нужно открыть хотя бы один глаз.