Билет у меня был до Хабаровска, а там надо было покупать новый, на какой-то сложный маршрут – Острог-Иркутск и куда-то в Среднюю Азию.
Где я буду жить на материке? У меня никогда не было своего угла, только общежития и редакции, в перерывах между ними – жилища друзей-холостяков, какие-то ночлежки и заезжки, но более всего – мастерские художников. Там у меня прошли годы…
Конечно, у меня, как и у всякого человека каторжного края, было довольно много знакомых и родственников. Но я даже представить себе не мог, что могу постучаться к ним. Зачем, вообще, заходить в дома людей? По какому праву вторгаться в чужой мир? И что я там буду делать? Кушать и смотреть телевизор? Беседовать на какие-то совершенно непонятные мне темы? Интересоваться скотиной и огородом, если это село? Спрашивать о здоровье и достатке, дядьях, тетях, детях? Но это же неискренне, нечестно. Притворство это! Зачем притворяться, а в мыслях искать совсем другое место для своего тела и дела. Почему-то я чувствовал себя уютно среди преступников и проституток, бродяг и художников.
Куда ехать? Сразу к тёте в Байкальск? Остановиться в общежитии «Комсомольца окраины» в Остроге, оттуда лететь в Акатуй-Зерентуй к Чижову? Или сразу к Людоеду в мастерскую?
Острог, конечно, родной город. Кстати, название ему дали декабристы, сами же и строившие острог, а потом запланировавшие по всем правилам градостроительства целый город. С тех пор Острог разделен вдоль и поперёк на прямые, как линейка, улицы. Остальные города Сибири и Дальнего Востока, это – спуски и подъёмы с неожиданными обрывами и впадинами, ничего прямого и вычерченного. По Владику и Хабаровску вообще ходить трудно, а Байкальск построен на каких-то оврагах, которые пересекаются и одна выходит из другой. Там только буряты и трамваи ходят прямо.
В аэропорту Хабаровска я купил билет до Острога, вылет был на завтра. Бесцельно бродя по городу, я купил газеты, и теперь размышлял о девятнадцатилетнем немце, который умудрился посадить свой самолёт на Красную площадь. Вообще, происходило что-то совершенно непонятное. Мне казалось, что я всё время выпадаю из пространства и времени, а попав обратно, оказываюсь уже другим человеком, который должен жить заново, но не может. Не может!
Стоя с газетой на тротуаре, я тупо читал «Ул. им. А. К. Флегонтова». Что-то переключилось у меня в голове, и я мучительно размышлял над фамилией, пока ясно не представил село Олочи, стоявшее на самом берегу Аргуни. И вдруг точно вспомнил: это же один из персонажей, о котором я должен написать целую главу в романе! Немец Руст выбил у меня из головы всю историю…
Алексей Канидиевич Флегонтов, мужик из нашего каторжного края, стал здесь первым председателем крайисполкома. Из Олочей. Года три назад, изучая его биографию, я смеялся: Флегонтов оказался пожизненным партизаном. Кто может представить себе пожизненного партизана? А я – могу. Такое возможно только в нашем, каторжном, краю. Матиас Руст, конечно, может стать героем, если только технология позволяет. Попробовал бы он прославиться с голыми руками?
Сев на скамейку в каком-то сквере, я выбросил газету с немцем в урну. Что ты, Виктор Борисович, забеспокоился о ночлеге и вообще, о своём угле? Ты подумай об Алексее Канидиевиче Флегонтове, который был организатором партизанского движения в Гражданскую войну на твоей каторге и Дальнем Востоке. С началом Великой Отечественной войны за несколько дней написал брошюру «Спутник партизана», отправил рукопись Сталину, после чего отправился с группой бойцов в тыл врага и организовал там партизанскую бригаду «За Родину!». Один из руководителей партизанского движения, Герой Советского Союза, генерал-майор. О нём у меня должна быть целая глава.
Как же так получается? Я знаю наизусть десятки биографий, а биографию Флегонтова – до мелочей, но на его улице – забываю. И всё потому что немец посадил свой самолёт на Красной площади! Выбросил я только газету, но немец не улетит обратно, событие не повернётся вспять. Оно случилось! За ним случатся и все остальные, какие тебе, Виктор Борисович и присниться не могут.
В гостинице мне предложили только двухместный номер, где уже был постоялец. Естественно, я согласился. Номер был открыт и постоялец, плотный и смуглый мужик с черной щеточкой усов, уже выпивал и закусывал. Пригласил и меня к столу. Отказываться не стал, а потому сходили вместе за второй.
В полночь заговорили на все темы разом: политика, страна, перестройка, сельское хозяйство.
– А почему коза серит горошками, а казах лепёшками?
– Ты в говне не разбираешься, а туда же – в сельское хозяйство!
Мы чуть не подрались. Потом познакомились. Бахыт Сериков, зоотехник. Прибыл с целью сбыта баранины и говядины. Ах вот почему он взбеленился на меня за вопрос – казах с фамилией Сериков. В общем, мы с ним подружились и послали Матиаса Руста к чёрту. Но ведь не улетит же обратно! Вот привязался…
Тяжелый, с похмелья, я подлетал к Острогу. Над землей клубились огромные облака дыма, закрывая тайгу и сопки, озёра и реки. Города не видно было вообще. Что это? Всепланетная катастрофа? Врезался метеорит? Атомная бомба? Внизу горело всё, что может гореть! Дым становился уже чёрным, клубы его поднимались и растекались лохмотьями. Время в салоне стало военным, рёв двигателей усилился, люди тревожно шептались, внизу полыхал фронт. В голове у меня взрывались кошмары.
Самолет сел с третьей попытки. Сквозь дым мелькали силуэты вертолётов, самолётов и машин. И только в аэропорту сказали: седьмые сутки горит тайга. Таких пожаров каторга никогда не знала и не видела? Природные? Не может быть! Поджигают какие-то диверсанты? Но откуда они? С прилётом Матиаса Руста стало возможно всё.
В моём сознании вспыхнуло, как табло: тайгу в глобальных масштабах специально, цель – вывоз за границу. И это только начало.
В «Кошаре», то есть общежитии «Комсомольца окраины» было всё по-прежнему. Будто бы и не улетал никуда. За окном – дым, в квартире – пьянка и разврат.
– Китайцы по всей тайге лес готовят! – сообщили комсомолята.
– Всех, наверное, купили. Сами не жгут, а людей нанимают.
– Так они всю планету сожгут!
– А почему бы и нет? Ты же не охраняешь.
– Кто их запустил?
– А кто немца пустил на Красную площадь?
– Ребята, машинка пишущая есть?
– Витька прилетел! У Сашки в комнате есть. Но он там с чувихой кувыркается. Зайди, да возьми. На подоконнике пристраивайся.
– Или к Сашкиной бабе.
– Здорово, Азар, садись – водки дам!
Картина стала ясной. Жизнь здесь становится всё хуже и хуже, но никто и не думает об этом. Принцип старый «Нас толкнули – мы упали, нас подняли – мы пошли». Герои! Любую войну выиграют, смело войдут в чужие города, а в свои вернутся со страхом…
