Пролог. Джус узнаёт цену свободы
Это была третья бессонная ночь Джуса. Ему оставалось терпеть этот ужас ещё семнадцать суток. Он скорчился на подстилке, что мать кинула в угол сарая, и старался дышать глубоко и свободно, прогоняя боль. Мальчик шарил опухшими руками вокруг себя в поисках чего-нибудь прохладного, того, что может остудить невыносимое жжение от кончиков пальцев до локтя, но страдание не прекращалось.
И это всего лишь третья бессонная ночь. Джус заскулил, желая, чтобы она наконец-то закончилась и в то же время: длилась вечно. Он знал: новый день принесёт новую боль.
Единственное, что ненадолго отвлекало от мучений, это резкий вой, время от времени доносившийся издалека. Рычание, переходящее в плач, а затем – опять в рычание. И сразу же стихающее.
Что это? Начиналась буря, посылающая порывы ветра? Уже давно прошли осенние дожди, воздух становился всё более холодным. Влагу сменило ледяное дыхание зимы. Незадолго до этой ночи Джус ходил на далёкий пруд и видел, что плавающие на поверхности цветы почернели, превратились в бурую вязкую массу. Теперь, наверное, они по ночам вмерзают в постепенно нарастающую ледяную корку. Зимой никто не ходит к дальнему пруду полюбоваться на цветы…
Вот опять! Джус прислушался к короткому порыву, прозвучавшему с другой стороны деревни. А может, это и не ветер вовсе, а кто-то из баров, недавно прошедших закрепление. Джус знал, что в первые дни подписанного кровью договора тоска по хозяину приносит невыносимую муку. Особенно острую, потому что она впервые падает на бара всеми ощущениями сразу.
Джус терпит сейчас эту невыносимую физическую боль, чтобы никогда не испытывать те страдания, которые причиняет бару закрепление.
– Ты будешь свободным, – несколько раз повторил Верн. – Что такое эта боль по сравнению со свободой?
Деревня по каким-то необъяснимым ощущениям казалась не свободной, но опустевшей, хотя Джус не видел, чтобы в Барвилль кто-то приезжал последнее время выбрать щенка. Но он мог просто не знать, так Джус был занят эти несколько дней. Никогда в жизни до этого он не оказывался так занят.
Он ходил с Верном и другими мальчиками собирать жуков-пуль. Говорили, что если укусит даже один разъярённый жук, то испытываешь такую боль, будто в тебя попала самая настоящая стрела.
Двух из спутников Джус знал довольно близко, они пару раз вместе ныряли за рыбой в цветочный пруд, и высокий – Гекс – оказался очень хорошим рыболовом. Не сказать, чтобы они так уж близки, ни к чему барам испытывать что-то больше, чем расположение друг к другу, но Джусу нравилось то время, что они проводили вместе. Третьего мальчика он несколько раз видел издалека, но встречал редко – кажется, тот жил на дальнем краю деревни.
Это несколько неловко, но почему-то Джус всё никак не мог заставить себя не смотреть на него с настороженным любопытством.
И чего, спрашивается, он хотел увидеть на этом покрытом, как и у всех баров, рыжим пушком лице? Оно такое же, как и у самого Джуса, и даже пушок был ещё таким же нежным и мягким. Джус начинал беспокоиться, у большинства его ровесников пух уже уплотнялся, становился жёстким, а у него всё ещё не лицо мужчины, а какое-то детское недоразумение.
– Джус, – прикрикнул Верн, и все трое вздрогнули от неожиданности. – Прекрати! Немедленно!
Кажется, он неосознанно принялся поглаживать СЕБЯ по лицу, что являлось любованием и стыдом. Бар не должен любить себя. И никого, кроме хозяина. Но так было до недавнего времени, теперь же всё должно измениться. Они изменят сложившийся порядок вещей. Так говорил Верт, но почему же он сейчас рассердился?
Конечно, Джус не стал спрашивать наставника. Только наклонил голову низко-низко в знак раскаянья и поспешил следом. Кто-то из мальчиков насмешливо хмыкнул ему в спину. Джусу так стыдно, и хотелось зарыться под землю, ставшую сейчас белой. Снег запорошил и тропинку, и всё поле вокруг. Жуки, наверняка, погрузились в спячку, их будет легко собирать. Верт умный, это он хорошо придумал. Наверное, такой умный, потому что в своё время сильно болел и не прошёл закрепление. Единственный старый самец, оставшийся в Барвилле.
Наставник сделал знак рукой, и мальчики остановились. Верт показывал на небольшую кучу нанесённого ветрами валежника, остановленную кустами. Если пули и залегли в спячку, то вероятнее всего – именно там.
Джус отошёл от остальных подальше, ещё было стыдно, что они заметили, как он гладит себя по щеке, и присел на корточки перед заметённым сухостоем. Верн дал каждому из них по небольшой торбочке с плотно прилегающей крышкой – в самый раз, чтобы собранные пули не сбежали. Они, конечно, сейчас сонные, но кто знает, как поведут себя, когда их так бесцеремонно разбудят. Джус тоже не любил, когда его внезапно вырывают из сна.
Он приподнял кусок почерневшего бруска, одним концом увязнувшего в земле, и под ним увидел много ржавых пятнышек.
– Я тоже…
Это раздалось за его спиной очень тихо, но Джус вздрогнул. Он обернулся и увидел весёлые глаза с оранжевыми крапинками вокруг зрачка. Тот самый мальчик, почти незнакомый, присел рядом и сейчас смотрел прямо на него. Радостно и открыто. Он совсем не осуждал Джуса, а как-то даже наоборот: показывал свою симпатию.
– Я тоже иногда делаю ЭТО…
Джус смутился. Мальчик явно имел в виду недавний инцидент. Когда они все заметили, что он ЛЮБИТ СЕБЯ. Джус отвернулся и засопел, осторожно подгоняя веточкой неподвижных пуль к горлу торбы.
– Меня зовут Грей.
Рядом с веточкой Джуса появилась ещё одна. Она какое-то время робко елозила в стороне, не приближаясь к «джусовым» пулям, но радиус её захвата становился всё ощутимей. Прямо на глазах она погребала всё больше жуков к торбе Грея. Джус пару раз отпихнул чужую веточку, и она, вроде, на какой-то момент отступила, но тут же возобновила свою диверсию.
Джус, решив раз и навсегда положить конец пиханиям палочек, с нажимом провёл полосу по влажной от гниющего дерева земле, честно разделив территорию.
Но, кажется, ветке противника не было знакомо понятие «честно». Она на несколько мучительных мгновений застыла в раздумьях, в какую ей сторону двигаться дальше, но затем бодро зашла на половину Джуса и с явными намерениями приблизилась к одному из спящих жуков. Джус подождал, пока чужая ветка не потеряет бдительности, и пошёл в атаку. Застигнутая врасплох диверсантка пропустила удар, от которого почти треснула посередине. Но устояла и, спустя мгновение, ринулась в ответный бросок. Веточки, забыв о цели своего пребывания под гниющей корягой – сбора жуков-пуль, самозабвенно стучали друг о друга, пытаясь сломать хребет противника.
Честность победила. Веточка Джуса всё же нанесла коронный удар, довершив начатое. Диверсантка разломилась пополам, свалившись тонкой верхушкой на продолжающих сладко спать жуков.
