Шагов за стеной не слышу, никто не стучится в дверь,
Стрекочут, не умолкая, сверчки под моим окном.
Крыльцо подмести хотел я, да только зачем теперь?
Никто не придет отныне в мой старый забытый дом.
Сиан Тиао. «Строфы одиночества».
Прощание с родовым замком для Фрэнсиса Эртона было донельзя тяжёлым и мучительным, хотя он изо всех сил старался не подавать виду. Но тоска всё равно пряталась в уголках его выцветших серых глаз, в горестной улыбке, в хрипловатом от старости голосе. Явиться на коронацию – дело святое, если он не в изгнании и не при смерти, однако в душе Фрэнсиса змеей шевелилось неприятное опасение. Собственная старость и отсутствие наследника угнетали герцога Эртонийского куда сильнее, чем нежелание ехать на коронацию.
Он снова смотрел в чистое зеркало и видел беспомощного седого старика, который, несмотря на мундир родовых цветов и обилие наград за отличную службу, бессилен перед собственным родом. Только что поделать? Уголок его рта нервно дернулся, и Фрэнсис тут же отвел от отражения измученный взгляд. Нельзя оттягивать начало поездки, чтобы среди свиты не пошла молва о его старческой немощи.
То ли по давней привычке, то ли мельком вспомнив свою не слишком целомудренную молодость, Фрэнсис Эртон подумал, что, может быть, это его судьба – не оставить после себя сыновей. Сколько у него было женщин – и молоденькие крестьянки, и девушки званием повыше, и даже одна благородная дама, жена покойного графа Ноттена, чьи родовые владения граничили с Аранией, а ныне были по непонятным причинам разорены. Ни одна из них, за исключением собственной жены, не родила мальчика от герцога Эртвестского. У графини были сыновья, но до такой степени похожие на отца, что сомневаться не стоило. Разве что…
Гульда из Талнора была скорее зрелой, чем свежей, не блистала яркой красотой и не умела чаровать изысканными манерами. Но в молодые годы Фрэнсис любил повторять подхваченные у приятелей насмешливые максимы: «Только скот ежедневно ест одну и ту же пищу», «Если не разнообразить жизнь, быстрее состаришься», «Вино надо открывать и пить, а не смотреть на бутылку». К тому же лютнистка ныне покойной герцогини так опускала глаза, когда пела нескромную балладу, в которой герои смели – подумать только! – целоваться, что хотелось научить ее чему-то по-настоящему бесстыдному.
Он и научил. Так хорошо научил, что она в один ужасный день прибежала к нему вся в слезах, причитая, как служанка. Он мало что различил из ее бессвязного бормотания – только про какую-то знахарку, которая дала ей траву, а трава не помогла, и непонятно, что ей теперь делать.
Фрэнсис придумал, что делать. Вызвал одного из своих вассалов, неано Холта, молодого и небогатого, но умеющего поймать удачу за вихры, предложил ему большое приданое и рекомендательные письма на хорошую должность, если он искупит «свой грех», и дело было решено. Фрэнсис был успокоен, вассал удовлетворен, герцогиня, которая все-таки не была слепой, весьма обрадовалась, а что думала новоиспеченная замужняя женщина, никого не волновало – ей следовало быть благодарной и за такой исход событий.
На прощание, когда все думали, что он дает ей суровые назидания, он шепнул:
– Если будет мальчик, сообщи мне.
Гульда, которая до того не поднимала глаз, насмешливо на него посмотрела и не сказала ни слова.
Герцогиня тогда начала стыдить ее за гордыню и дерзость, герцог ей вторил, и даже молодой супруг не утерпел, чтобы не вставить несколько оскорбительных слов, а Гульда, словно окрепнув, вскинула голову и, рука об руку с мужем покинула замок Эртонов.
Письмо не пришло, зато супруга родила здорового и красивого сына Арнольда. Если бы он не погиб в семнадцать лет, отправившись по приказу северного командования в открытое море, герцог Эртвестский и думать забыл бы о той девице, но теперь то и дело ее вспоминал. Она могла не написать, потому что родилась девочка, или потому, что умерла вместе с ребенком, или из упрямства не пожелала сообщить о своем сыне. В любом случае, сразу по возвращении с коронации стоило попытаться найти Гульду. Эртвесту нужен хозяин, иначе драгоценный кузен Эдвард быстро упрячет в суму замок и титул.
Ведь герцогиня умерла, родив дочерей, а жениться снова Фрэнсису вовсе не хотелось – слишком сильно овладело им смешанное чувство из досады и скорби, в котором, впрочем, досада преобладала.
За дверью послышались голоса, которые отвлекли от раздумий о прошлом и будущем. Девочки хотели его проводить, и герцог Эртвестский должен был глядеть веселее, не огорчая их раньше времени.
– Здравствуйте, отец, – прозвучало двойное звонкое приветствие.
Обращаясь к нему, дочки любили говорить именно так: хором, словно они – одно целое. Хотя, возможно, таковым Вилма с Вивьен и являлись: обе белокурые, зеленоглазые, с нежными красивыми лицами. Фрэнсис любил их, но несколько раз его посещали неверные мысли о том, как было бы здорово, если бы вместо умненькой и расчетливой Вилмы родился мальчик. Но Всевышнему виднее, каких детей дарить герцогским семьям.
– Я рад вас видеть, дочери мои, – произнес он, сдержанно улыбнувшись.
Одна из них, та, что родилась последней, забрала жизнь его жены, но сейчас, в старости, герцог Эртвестский редко вспоминал об этом. Тогда он не спрашивал, какая из девочек родилась второй, – слишком тяжкое горе нахлынуло на него солеными волнами, а теперь Фрэнсис уже давно не думал об этом. Стоит ли держать зло на ни в чем не повинного ребенка?
– Мы пришли проститься с вами, отец, и выслушать ваши распоряжения, – герцог мягко улыбнулся.
– Для начала – перестаньте пока говорить хором, а то я вас не понимаю.
– Простите, отец, – слитно ответили девушки.
Отец засмеялся, Вилма тоже, Вивьен опустила глаза и ярко покраснела.
– Не смущайтесь, дочери мои, и не тревожьтесь. Мои распоряжения будут просты: ведите ту же жизнь, какую вели бы в моем присутствии. Присматривайте за хозяйством, трудитесь, отдыхайте, вышивайте, читайте, гуляйте, принимайте подруг, только держитесь в рамках приличия. Вивьен, это я говорю и тебе: не сиди дома затворницей, твои цветы и вышивки не пропадут, если ты раз или два в неделю проедешься верхом. А ты, Вилма, наоборот, лучше побольше проводи под крышей, а если будешь гулять, не увлекайся. Я слышал, тебя видели в обществе наследника графа Силивана.
– Мы встретились случайно, отец, – ответила Вилма. – К тому же со мной были грум и камеристка.
– Верю, дочь моя, но все же будь осторожна, воду из разбитого кувшина не собрать.
– Я помню, отец, и буду осторожна, – Вилма чуть склонила голову.
