У Елены Мироновны,
как обычно, полон стол вкусняшек, начиная с моих любимых эклеров и заканчивая
печеньями из любимой кондитерской.
- Хорошее утро, -
улыбаюсь.
- Хорошее, моя девочка.
Я так рада, что тебя, наконец, выписали, что словами не передать. Ну что, съешь
что-нибудь?
- Да нет, я не
голодна. Чаю бы выпила. С лимоном.
Крёстная тут же
засуетилась, включила чайник. А мой телефон завибрировал новым входящим
звонком. Разумеется, я не ответила, перевернула мобильный экраном вниз.
- Что, этот опять
названивает? И как это он тебя из больницы со мной отпустил?
- Я сказала ему,
что нам нужно пожить отдельно. И он согласился.
- Надо же.
Согласился он. На развод тебе подавать надо, а не бегать от него. Он тебя уже
замучил.
- На развод я не
могу, Елена Мироновна. Пока не могу. Сложно объяснить. Просто поверьте мне.
- Да я-то верю,
дорогая. Ты только возвращаться к нему не торопись. Пусть немного помучается.
Может мозгов прибавится. Хотя я, если честно, сильно в этом сомневаюсь.
Я не стала
комментировать её факты, потому что сама всё знаю. Илья не изменится. Никогда.
Но что делать, если я его люблю? Отказаться от любви? Возненавидеть себя за
это?
Я не знала, что
мне делать. И думать об этом пока не желала.
Лицо понемногу
заживало. Не так быстро, как мне хотелось бы, но заживало. И мне нужно было
время, чтобы отдохнуть и свыкнуться с мыслью о своей беременности. Для меня она
стала сюрпризом, как и для Филатова. Нам обоим нужно привыкнуть и приготовиться
к появлению на свет нашего малыша. Сможем ли мы с Ильёй стать хорошими
родителями? Хотелось верить, что да. Но для этого Илья должен измениться в
лучшую сторону. Хотя бы немного сдвинуть этот ледяной айсберг.
Говорить с ним мне
пока не хотелось. В том плане, что нечего нам друг другу сказать. По красней
мере пока.
Когда спустя час в
дверь позвонили, я уже знала, кто это. Он каждый день присылает курьера с
цветами и подарками. И мне каждый раз хочется перезвонить ему и поблагодарить,
но это было бы глупо. Зачем тогда брать перерыв в отношениях?
Сегодня с огромным
букетом лилий меня ждал плюшевый мишка. Не драгоценности, как обычно, а простой,
коричневый мишка. Я прижала его к груди, взглянула на Елену Мироновну, а та
вздохнула и покачала головой. Она не понимала и не принимала наших отношений. Я
и сама знаю, что их нужно было давно прекратить. Но я не смогла наступить себе
на горло. Не смогла бросить его после первого же проступка. И после второго и
третьего… Я дурочка, танцующая на граблях и чем сильнее меня бьет по голове,
тем быстрее я теряю разум.
Мишку я забрала к
себе в постель, крепко прижала его к груди и заплакала. Мне даже казалось, что
игрушка пахнет им… Глупо, конечно, едва ли он сам заморочился и побежал
покупать мне мишку. Но так хотелось верить. Что всё это не красивая картинка, а
что-то настоящее, родное.
Елена Мироновна
поглаживала меня по плечу, тяжело вздыхала. Она видела, как мне плохо и
ненавидела Илью ещё сильнее.
- Ну хватит. Что
такой с этой игрушкой? Дурочка. Нашла чего плакать.
- Я не могу… Не
могу! Слышите меня, не могу без него!
- Да я, милая моя,
не только слышу, но и вижу. Знаю, что рано или поздно ты к нему вернёшься.
Только прошу, потерпи немного. Он свой шанс должен заслужить. А иначе все твои
слёзы потеряют ценность.
Я понимала, что
крёстная права. Но каждый день без него, как пытка. Болезненная и невыносимая.
В итоге я просто
отключила телефон и включила сериал. Долго не выбирала, просто врубила первую
попавшуюся мыльную оперу. В углу ноутбука всплыло сообщение из мессенджера и я
задержала на нём взгляд.
«Люблю тебя,
маленькая. И жду твоего прощения», - прочитала одними губами, закрыла вкладку,
так и не ответив. Если любит, значит будет ждать. Это не только моё испытание,
но и его. И если он не изменится, то и говорить больше не о чем.
Примерно на
третьей серии я уснула. А проснулась уже ночью. Мне снова приснился кошмар.
Неприятный и пробирающий до костей. Мне снилась Яблонская, которая снова
плескала мне в лицо какой-то мерзостью. Чтобы развеять туман в голове, встала с
кровати и пошла на кухню. Налила себе холодной воды, выпила залпом. Взглянула
на стол, увидела свой телефон. Рука сама к нему потянулась и я нажала на кнопку
включения.
И тут же несколько
сообщений. Одно от Алины, остальные от Филатова.
Я отвечу на них
завтра. Не сегодня.
ГЛАВА 2
Он ждал. Терпел и
ждал. Знал, что должен дать ей время. И себе. Нужно было выдохнуть и начать всё
сначала. Только он сомневался в себе. Не был уверен, что ребёнок что-то изменит.
Не был уверен, что сможет его полюбить. Он не умеет любить. Только её… И то,
едва ли это можно назвать любовью. Одержимость – да. Желание обладать – да. Желание
присвоить – однозначно. Но любовь… Это, наверное, слишком правильное чувство.
Жаль, он не умеет любить правильно.
Алкоголь почти не
спасал. Приходилось вливать в себя литрами, чтобы отрубиться и ничего не
чувствовать. По-пьяни звонил ей, хотел услышать голос, но она не отвечала. Еле
сдерживал себя, чтобы не поехать за ней к старой грымзе и не увезти Варю оттуда
силой.
Он обещал дать ей
время. Обещал измениться. Но получалось хреново. И получалось ли вообще?
Утро выдалось
тяжёлым, как и каждый день без неё. От похмелья разрывалась башка и хотелось
пить. Погасить в себе пожар, который она в нём разожгла.
Варя… Маленькая
Варя. Что же ты с ним делаешь? Сколько ещё будешь испытывать?
Застонал, сев на
кровати, потянулся к тумбочке за бутылкой с шампанским, сделал пару глотков. Но
жажду это не уняло.
Позади послышался
стон. Обернулся, посмотрел на полуголую девицу. Не может быть. Он мудак, но не
предатель. Что делает здесь эта баба?
- Ты кто такая?
- Тихо-тихо,
малыш, уже ухожу.
Малышом она
назвала его не зря. Бабища лет на двадцать его старше.
- Что у нас было? –
осмотрев себя – одет. На нём домашние штаны и футболка.
- Да ничего у нас
не было, - зло бросила она ему и принялась застёгивать лифчик.
Илью тряхнуло от
отвращения. Как он вообще додумался привести домой, в их с Варей кровать какую-то
потрёпанную шалаву?
- А почему ты голая?
– продолжил допрашивать её, борясь с тошнотой. То ли от похмелья, то ли от
отвращения к самому себе.
- Ну я к тебе в
гости напросилась, сам понимаешь зачем, а ты упал, назвал меня Варей и
вырубился. Я пыталась тебя растолкать, но ничего не вышло.
Выдохнул с
облегчением. Хоть шалаву не отымел и то хорошо.
- Сколько?
- Пять, -
протянула ему руку, и Илья швырнул ей на ладонь пять тысяч. Баба попалась
сообразительная, в душ не полезла. Как только оделась, сразу же смылась,
захлопнув за собой дверь.
