Я не помню, когда и как появилась на опушке. Лес замкнулся за моей спиной, выталкивая из своих глубин на поверхность. Я брела по сугробам, падая от усталости. Варежки застыли от мороза. В них было холодно, к тому же неудобно раздвигать ветви деревьев, поэтому пришлось их снять. Теперь колкая корочка льда на сугробах резала мне руки, если я падала. Кажется, меня угораздило забрести на болото и промочить ноги. Я почти не чувствовала их. От холода зуб на зуб не попадал.
Где я оказалась?
Вокруг меня стоял сосновый частокол, а над ним виднелись обрывки серого неба. Где-то вдалеке крикнула птица. Хрустнула ветка под лапой зверя. Лес вслушивался в мое рваное, загнанное дыхание. Он не пытался помочь, но и не хотел погубить.
Собравшись с силами, я продолжила путь. Глаза уже не различали дороги. Кажется, все это время я пробиралась по звериной тропе и окончательно заплутала. Это было худшее, что могло случиться с человеком в холодную зимнюю ночь. В легких хрипело. Ледяной воздух опалял ноздри, скатывался к бронхам, давал мучительно мало кислорода. Я уже почти сдалась и переставляла ноги лишь по инерции.
Вдруг впереди появилась маленькая избушка, скромный охотничий сруб. Я решила, что мне вновь мерещится. За время блужданий по Чаще глаза видели разное. Мое воспаленное сознание то показывало обрывки прошлого, то манило надеждой и жестоко обманывало. Я уже привыкла к иллюзиям. И тем сильнее было мое удивление, когда пальцы действительно нащупали ручку двери. Сруб оказался настоящим. Чаща смилостивилась и вывела меня к спасению.
Я кое-как сгребла снег в сторону, хоть кожа и горела от холода. Дверь с трудом подалась, пуская меня внутрь. В избушке ждала лишь темнота. Я завалилась к ней, как к родной, наконец-то укрывшись от зимнего ветра и взглядов зверя. Мне стало легче дышать. Кажется, я провалилась в забытье.
Очнувшись, я стащила с себя мокрую шубу, стянула с ног валенки и носки. Мое состояние было плачевным. Я еле двигалась. В голове звенело от жара и боли. Начиналась лихорадка. Я заползла внутрь избы и принялась рыться в сундуках, ящиках, даже открыла небольшое хранилище под половицами.
Судьба сжалилась надо мной. Ликуя, я достала из погребка несколько отрезов солонины. Нашлись и сухари, которые я тут же разгрызла. Голод, который за эти дни стал привычным, наконец-то отступил. Мне захотелось спать. Но я не могла позволить себе расслабиться. Никто не позаботится обо мне в этой забытой Троицей глуши, а умирать от холода не хотелось. Я принялась за дело: отыскала огниво и зажгла свечку, разгоняя темноту. В сундуках нашелся ворох старых одеял и парочка шкур, из которых получилось неплохое место для ночлега. У порога валялось ведро, в которое можно было набрать снега и позже растопить. Я сделала и самое сложное: вышла на улицу и притащила сучьев, шишек и прочего на растопку печи.
Мне пришлось снова одеться, натянув холодные вещи на и так настрадавшееся тело. Мокрая шуба, к тому же покрытая кровавой коркой, стала невыносимо тяжелой. Закоченевшие руки протестующе ныли. И все же я упорно выходила из избы, откапывала из-под снега валежник, отдирала куски трухлявых пней, собирала ветки и возвращалась назад.
Близилась самая холодная ночь в году. Я должна была подготовиться. Пытка продолжалась до тех пор, пока на улице окончательно не стемнело. Дальше оставаться на морозе было просто невозможно.
Я скрылась в охотничьем срубе и стащила с себя грязную одежду, окончательно задубевшую от холода. Пришлось разломать табурет, чтобы добыть щепки для розжига. Да простят меня хозяева сруба! Я знала, что мокрые ветки будут нещадно чадить, поэтому их припасла напоследок. Когда пламя разгорится, можно будет сунуть и их. У стены стояли самые крупные ветки и куски поваленных деревьев, что мне удалось принести в дом. Они сушились и ждали своего часа.
Я села у самой печки и закуталась в шкуры. В срубе пахло мокрым деревом и дымом. Чаща что-то нашептывала за окном. Винила ли она меня в случившемся? Я устало посмотрела на огонь и постаралась убедить себя, что моей вины тут нет. Я сделала все, что смогла.
Наступила ночь. Вскоре в избушке стало так же холодно, как до этого на улице. Что творилось за окном, было страшно даже представить. Я заварила себе трав от лихорадки и упорно щипала щеки, чтобы не уснуть.
Любой ребенок знает, что зимняя ночь несет смерть всем, кому не хватило ума укрыться в теплом доме со своей семьей. Провести ее в Чаще смерти подобно. Но у меня не осталось ни дома, ни семьи. Спасения ждать неоткуда. Заброшенный сруб и слабое пламя в печи – все, что у меня было.
Я пережила эту ночь, а за ней и другую. Морозы не отступали, но уже не налетали с такой жестокостью. Однако зима и так успела испортить мне жизнь. Я жила, но часть меня заледенела. И душа пострадала от холодов не меньше тела.
Мороз навредил каждому кусочку моей кожи, каждому органу, но больше всего я жалела о пальцах. Когда-то ловкие и изящные, они превратились в неповоротливые деревяшки, которыми не получилось бы собрать травы или сплести кружево. Я каждый день пыталась их разрабатывать, но приходила во все большее отчаяние.
Темный заброшенный сруб оказался единственным подарком, который дала мне судьба. Я не знала, сколько уже провела в лесу. Затуманенный мозг не мог подсчитать, когда все произошло и сколько дней оставалось до весны. Я просто потерялась во времени и Чаще, одинокая и беззащитная.
И однажды зима закончилась. Я поняла это по звонкой капели и крикам птиц. Лес оживал, стряхивал с себя снежную шапку и разворачивался к солнцу и жизни. Вместе с ним воскресла и я.
Как только сугробы достаточно подтаяли, настало время для первых вылазок. Я отыскала небольшую речушку неподалеку от моего убежища. Она была холодной и быстрой, а на берегу лежали пластинки льда, хрупкие и острые, как осколки стекла.
Я умылась и попробовала отстирать пятна крови с одежды. Получалось плохо. Забросив это дело, я посмотрела на свое отражение в воде.
Волосы стали темнее, напитались магией. Или кровью невинных? Я не могла толком рассмотреть себя в неспокойной воде, но глаза тоже казались изменившимися. Не могут же они остаться прежними, когда повидали столько горя? Однако пугало меня не это.
Мои ногти заострились, стали темнее и тверже. У людей таких не бывало. Я слышала от матушки, что иногда ведьмы ожесточались настолько, что их облик менялся. Таких у нас называли каргами. Перевоплощения случались редко, но именно про этих ведьм люди сочиняли небылицы, описывая в сказках их козни и злобу.
Я не ожидала, что стану каргой. Я не ожидала, что мое сердце окаменеет.
Однако у судьбы были свои планы.
