Ой, берите меня да под рученьки,
И ведите к нему, нежеланному…
К незнакомому да могучему.
Ай, к тому, чьи глаза пламенем горят,
О змеиной любви нынче говорят.
Крылья чьи до небес распростерлися,
Семь накрыли колец тела гладкого.
С чешуей краше чистого золота…
Что скажу я ему, онемевшая?
Как пойду под венец, бездыханная?
Голосят безутешно подруженьки…
Видно быть мне невестою Полоза,
Обнимать по ночам тело жаркое,
Да тесемки вплетать в гриву шелкову…
Чтобы спал до весны муж мой ласковый,
Околдованный песнями-сказками…
Звонкая песня бубенцов безудержной пляскою разливалась в морозном лесном воздухе, распугивая птиц и зверье на десятки верст вокруг… Кони бежали весело, и вознице почти не приходилось хлестать их по крутым в яблоках бокам.
Мороз крепчал, потрескивая ароматными еловыми шишками и сухими ветками столетних дубов, уснувших до весны. Странники на санях плотнее кутались в платки да шубы, а мужчины посвистывали пронзительно бегущим за обозом собакам, чтобы те не отставали от упряжек…
Но ни ясное синее небо, ни хрупкие узоры, спряденные зимою из скованных льдом рек, не радовали Марну в тот день. Девушка ехала на санях, опустив долу серые, полные печали очи, и не смотрела по сторонам. Ей было все равно, сломаются ли по дороге гибкие деревянные полозья, застанет ли санный караван на пути метель. Пусть бы даже на них напали голодные волки, и тогда Марна не вскрикнула бы от испуга. Все лучше, чем выходить замуж за немилого, да еще и разбойника, разоряющего мирные окрестные земли. И хотя она в глаза не видела своего жениха, но с детства много слышала о злом нраве Лиховрана.
Бывало, он жег деревни, оставляя людей без еды и крыши, грабил города и убивал коварно, со спины, посылая вслед богатырю отравленную стрелу. Что было нужно злодею – неведомо, ведь он налетал, как буря, унося с собой чужие богатства, а иногда и жизни. В разграбленных городах Лиховран не оставался и ночи, возвращаясь всегда в свое каменное логово, которое, говаривали, крылось где-то в сырых северных пещерах у кромки Заветного леса.
А этой осенью, когда клены и дикий виноград пылали багрянцем, прибыл в деревню Марны посыльный Лиховрана, который принес в дом девушки лихую весть.
– Лиховран намерен жениться! – нагло ухмыляясь, заявил всадник, не спешиваясь с коня. – И в жены ему не девку какую надобно, а первую красавицу. А коли краше, чем единственная дочь здешнего старшины, не сыскать в округе, ей и быть женою повелителя. На зимнее солнцестояние отправляйте свадебный обоз с невестою во владения Лиховрана. А не сделаете, так к весне не будет на месте вашей деревни ничего, кроме черного пепелища!
Сказал так всадник и уехал прочь, щелкнув шпорами… А у Марны, стоящей на крыльце, оборвалось сердце. Ведь это ее отец был старшиною деревни, а больше не было у него детей. Выходит, ей зимой и ехать в берлогу злодея Лиховрана!
Отгорела листвою осень, стала Марна обреченно ждать холодов. Люди в деревне погоревали немного, да и забыли, ведь их беда обошла стороной. А старый отец Марны поначалу кричал, стуча кулаком по столу, что не пойдет его единственная дочь за убийцу-разорителя. Хотя и сам хорошо понимал – нет у него выбора. Можно только смириться с бесправным решением Лиховрана – либо умереть.
Потому не по годам мудрая Марна убедила батюшку, что до зимы еще далеко, и она обязательно что-нибудь да придумает. А потом, с первым снегом, успокаивала отца, что, верно, Лиховран не так страшен, как молвят. И может, когда она станет его женою, он прекратит разорять окрестные селения.
И вот, с приходом зимнего солнцестояния, старшина деревни уже думал, что не так уж жестоко отдать Марну за лиходея. Она умна и придумает, как спасти себя и односельчан. Пускай ему было жаль своего ребенка, но в лице ее он не видел страха – холодным упорством горели серые глаза.
Конечно, на самом деле горько было девушке восемнадцати зим отроду неволить себя, ведь о злом нраве ее будущего жениха складывали басни. Но Марна знала, что, ослушавшись злодеева слова, навлечет беду на всю деревню. А отцу ее будет только сложнее расстаться с дочерью, если станет она рыдать да голосить.
Между тем вода на реке затянулась хрустальною коркой, и незаметно под порог Марниного терема подкрался назначенный день. Однажды утром девушка повелела людям собирать в дорогу свадебный обоз. Батюшка уже не отговаривал ее, а только вздыхал тяжело и уходил в дом, чтобы не видеть, как в гриву резвых коней вплетают пестрые свадебные ленты…
Вспомнив отца, Марна совсем запечалилась, но сейчас не время было плакать. Она знала – коли даст волю слезам, то никто не сможет ее унять. А этого допустить никак нельзя. Люди ее, лишь глядя на госпожу, оставались спокойны, ведь им предстояло ехать в берлогу самого Лиховрана.
Потому серые, как дно реки, глаза Марны оставались сухими. И только колдовская вода переливалась в них прозрачною дымкой.
– Тпру! – резкий окрик вырвал девицу из невеселых раздумий. Она подняла голову, скидывая с себя ледяное оцепенение.
Одни за другими сани встали, впереди началась возня и суматоха.
– Что случилось, Витко? – потянула Марна за рукав своего юного возницу.
– Кажись, деревья повалило бурей прямо на дорогу, госпожа. Я сбегаю, погляжу. – Проворный хлопец живо спрыгнул в снег и побежал вперед, к завалу.
Путница осталась одна среди резных сундуков и свадебных свертков с приданым.
Впереди, на дороге, мужчины уже начали растаскивать черные, искореженные ветром и временем стволы, но деревья крепко сплелись корнями, не желая размыкать посмертные объятия. А тем временем небо давно потеряло свою лазурь, и низкие темные облака грозили обрушиться на людей метелью или даже чем-то более страшным.
Марна потянулась и встала. От долгого неподвижного сидения на санях у нее ломило все тело, хотелось пройтись немного, чтобы размяться. Стоило ей только ступить на землю, как у ног завертелась пушистая белая лайка со свернутым задорным бубликом хвостом. Девушка наклонилась погладить рукой в варежке острые собачьи уши.
– Ну что, Белка, замерзла?
При звуке хозяйского ласкового голоса та подскочила радостно и понеслась вслед за Марной кругами, то и дело путаясь у нее под ногами. Девушка нежно похлопала по крупу лошадку, усердно тащившую ее сани всю дорогу от деревни, и тихо прошла мимо спящей на соседней подводе няньки-кормилицы.
Когда она добралась до головы обоза, уже вовсю валил снег.
– Там, в низине, дороги совсем нет. Видно, последняя буря повалила целую чащу, и нам не разобрать сегодня этих завалов, – виновато сказал Витко, опустив голову, когда хозяйка обоза подошла к намертво сплетенным корягам.
– Тогда поедем в объезд, – предложила она.
