Начало декабря 1606 года.
Небо над боярской усадьбой покрылось чёрной пеленой. Женщины и дети бегали по двору, спасаясь от внезапно появившихся поляков. Две дюжины чужестранцев ворвалась в усадьбу боярина Бориса Семеновича Савицкого.
На своём пути поляки не щадили никого. Не ожидавшие нападения чужестранцев, мужики вооружались чем попало и противостояли врагу хорошо обученному убивать. Несколько человек во главе со статным шляхтичем ворвались в женский терем. Крик и визг был слышен внутри дома. Через несколько минут, явно кого- то искавший, пан покинул женский терем и ворвался в мужскую половину дома. На пути шляхтичу встречались единичные русские мужики, которые пытались его остановить, однако, сопротивление было тщетным. Молодой шляхтич прорубал себе путь убивая всех, кто появлялся в тереме. Пробираясь через десятки комнат и коридоров, он подошёл к дубовой двери, что вела в покои боярина Савицкого.
Пан Воложевский так звали молодого шляхтича, ногой открыл еле поддавшуюся удару дверь. В темной комнате, которая освещалась лишь лампадкой, висевшей под иконостасом в углу, стоял на коленях и молился хозяин усадьбы. От удара в дверь, боярин Савицкий повернул голову и увидел, вбежавшего пана Володымира.
– Пришёл, -с ухмылкой на лице сказал боярин и поднялся с колен, – только слишком поздно.
– Где она? – крикнул пан.
Боярин медленно поднялся, погладил густую бороду, и вальяжно сел на дубовый стул.
– Она ждала тебя, ногтями цеплялась за жизнь. Но не успела. Она ведь тяжелая была.
– Что? – подходя ближе к сидевшему на стуле боярину, зло прошипел шляхтич.
Смеясь прямо в глаза пану, боярин продолжал злорадно говорить.
– От тебя тяжелая была. Твоего выбледка носила под сердцем, только я вытравил его. Не дал, чтобы ублюдок появился на свет. Я вытравил его из её утробы. Ты бы видел, как она извивалась на этом полу, – и боярин Борис Семёнович указал на пол своим толстым пальцем с огромным перстнем.
– Я убью тебя, – и пан Воложевский схватил боярина за грудки.
– Давай, – резко ответил Борис Семенович, – убей, но её ты не получишь.
Володымир со всей ненавистью, что кипела в груди, ударил боярина кулаком по лицу. От боли боярин упал на пол. Кровь потекла из разбитой губы.
– Где она? – сжимая кулаки, сквозь зубы выговорил пан.
В этот момент в комнату вбежал дядька Казимир и двое сотоварищей.
– Зажгите свечи, – приказал Казимир.
Через несколько секунд комната осветилась светом от зажженных свечей.
– Вон твоя любовь, – зло промолвил Савицкий и указал на кровать.
Обернувшись, пан увидел, что на кровати лежит бездыханное тело молодой девушки.
Подбежав к ней, поляк приподнял голову, русые, чуть вьющиеся волосы были распущены.
– Василиса, очнись, слышишь меня, открой свои очи, – просил пан мертвую девушку.
– Пан Володымир, -обратился Казимир к своему пану, – не надо. Мертвая она.
– Нет, не верю, – в бешенстве кричал пан.
Посмотрев на дядьку, молодой пан приказал.
– Сейчас же поезжай в чёрный лес, найди там старика – отшельника Витольда и приведи его в замок.
– Не надо, Володымир, не иди против Бога, – упрашивал Казимир пана.
– Ты слышишь, что я тебе приказал? Ступай! И чтоб с рассветом Витольд был в замке, – грубым тоном ответил пан.
Казимир только махнул рукой и быстрым шагом вышел из комнаты.
– Его, – указывая на боярина, который все ещё лежал на полу, – вывести во двор.
Дружинники пана так и сделали. Вытащили боярина Савицкого во двор.
Во дворе барской усадьбы из челяди никого не было, лишь на грязном снегу, что покрывал землю, лежали убитые стражники боярина Савицкого.
Темные срубы изб казались огромными и страшными, безмолвие царило вокруг.
Выйдя во двор, Казимир огляделся вокруг, присвистнул и тут же из угла сруба показалась голова в шапке, отделанная мехом лисицы.
– Янко, – крикнул Казимир, выглянувшему сотоварищу, – веди коня.
Янко послушно подвёл к пану Казимиру коня, держа его под уздцы.
Оседлав коня, пан Казимир Полянский рванул под уздцы так, что конь встав на дыбы помчался галопом по снежному полю, лишь снежный вихрь, который вырывался из под копыт белоснежным облаком стелился позади всадника.
Пан Казимир Полянский был шляхтичем, его род, хоть и давно обедневший, принадлежал к одному из старейших шляхетских родов. Вотчиной панов Полянских была небольшая усадьба, находившаяся недалёко от Гродно. Еле сводя концы с концами, отец Казимира пан Всеволод Полянский отдал своего единственного сына Казимира, когда ему исполнилось 18 лет на службу в дружину своего дальнего родственника пана Сигизмунда Воложевского. Прослужив верой и правдой у пана Сигизмунда 30 лет, Казимир всем сердцем прикипел к молодому пану Володымиру, сыну Сигизмунда. Бок о бок сражаясь с паном, Казимир сдружился с Володымиром и считал его своим племянником. Сам же Володымир тоже привязался к Казимиру и называл его дядька.
Конь пана Казимира помчался, словно белое кружевное облако по полю, и скрылся в чёрной чаще непроходимого леса.
Из боярского терема вышли несколько дружинников. Они вытащили на двор хозяина усадьбы. Борис Семенович старался держаться стойко, но чувствовалось, что жизненные силы покидают русского.
Боярин Савицкий был высокого роста. Фигурой, схож с медведем, такой же огромный и неповоротливый. Бурая борода обрамляла лицо, покрытое язвочками от оспы. Маленькие, глубоко посаженные глаза испепеляли своим взглядом все вокруг. Тонкие как ниточка губы, говорили о жестоком нраве этого человека.
Вскоре, дверь терема отворилась и на крыльце показался сам лях, нёсший на руках безжизненное тело русской девушки. Аккуратно уложив Василису на сани, покрытые шкурой медведя, и укрыв ее, пан Володымир повернулся и направился к стоящему посреди двора боярину. Подойдя к Борису, он посмотрел своими карими очами. Взгляд молодого поляка был полон ненависти и гнева. Поджатые губы пана говорили о кипящей внутри него злости. Сжав руки в кулак он сказал.
– Она никогда не любила тебя. Мы с ней предназначены судьбой. Никто не сможет нас разлучить.
– Я вас разлучил, – улыбаясь кровавой улыбкой и собирая все своё мужество ответил боярин, – я, боярин Борис Семенович Савицкий, сделал это.
– Ты себя с Богом сравниваешь?
– Бог на небе, а здесь, на своей земле я и бог, и царь. А ты, – боярин плюнул в лицо поляку кровавой слюной, – ничего не получишь. Ни земли русской, ни дома, ни жены моей. Я знаю, что ты меня убьешь, но там, – и он кивнул на небо, – мы с ней вместе будем, она перед богом моя жена.
