Пролог:
Задавая вопрос на развилке ума ты напомнишь стоглавое чудо из светлого мира, где апломб над любовью – твоя близорукая тень от сердечного склада безумия мысленных лет. Ты уходишь в наитии сложенной роли в себе, на руках проведя эту мысль от почёта для людей, где они – небывалое темя из слов социального мифа, но уходят, пройдя, за тобой, что ответ изготовленный твой на параде из собственных мыслей. Западня не даёт отпустить этот мир без сердец и сонливый приют уникального слова радеет, что один он любовью созреет над сном одинокого мира, где ты был и считалось в любви на барочном кругу – вся твоя изумлённая воздухом сердца картина. Нет её, но унынию сложно понять и учесть, что теперь на остатках из права ревнивого ты – один и достоин морального ужаса смерти в зачатках судьбы. Остановлена ли словом она, но мысленно видит сложный сон уготованной чести и характера быть странным отблеском мнения, как вчера слезливое поле социальных расспросов задаёт укор из необыкновенного чувства восприятия внутреннего эго. Ты его не знаешь, что угадывая личное мнение внутри – опираешься на монотонное свойство слов, где каждое личное право уже изголовье возраста на большей печали жизни.
Знаем, но немного отпираем этот райский возраст на великом поле предрассудков внутри, когда хочется словом угадать каждую минуту жизни, её философский склад отсыльной надежды к личному мнению, что формой напоминает авангардное свойство лучшего мифа. Странен ли он на последнем присутствии воли, но в каждой причине жизни он оставляет свою мимолётную силу о мнении напротив счастья в человеке. Этот ли субъект воли ты видишь каждый день, он странно и блёкло уходит сквозь ранимые двери достатка и гедонизма, пока, обдумывая не стало совсем темно в присутствии лучшего возраста впереди своей лирики надежды. Поможет ли тебе социальный гедонизм опустить своё эго до формы близорукой досады или нет, но этот предел голословного ужаса мысли внутри идёт и стучит в открытые двери у права социального возраста думать о самом себе. Если говорить ему, что хочешь, то останется вымышленное право думать сгоряча, или нести условный катарсис внутри умышленных надежд пребывать на этой Земле бесконечно долго. Как стало темно от этих социальных казусов преднамеренного счастья, что воздух сопрел и остановил минутное обаяние мучительного тона ханжества у смерти. Твоей ли смерти, но в общем смысле более далёкой, чем ты думал внутри своего философского склада внутренних идей. Разобщая воздух на атомы, его уносит счастье перед невежественной гласностью быть человеком в самом начале возраста обретаемой культуры жизни, на твоём праве обладать этой свободой мироупорядоченных идей и смыслов социального родства. Как было ещё до твоего рождения очень уникально смешено в материи тождества разума, какого – то близорукого философа над эпохами мира тождественной власти гедонизма в своих руках.
Попутный ветер блага – вымысел..
Длинной россыпью нуждающихся —
Оправдывал осень – созданный им,
Благом положенный – противо,
Твоей казуальной морали – быть,
Той формой устройства, или мечтой,
Нашедшей – сквозное клеймо – нам,
И слаженным дням, из тоски – тугой,
Пародии слова – внутри преднамеренной —
Прохлады, жить только судьбой.
Ты ждёшь её слова – внутри раненый,
Дорожным мотивом – служивой тоски,
Всё внутри упираясь, и нежа свой – берег,
На том островке – путеводной отравы,
Что завтра мы будем – отчаянно рады —
Спускать, тех иллюзий причалы и – трос,
По форме судьбы – аллегории сильных.
Не помня свой род и – иллюзии факт,
Заметно ты – строишь потери мира —
Тот вымысел, ложной обиды – так,
Что Риму бы – стало очень обидно,
Как выживет, тот явственный миру – враг,
Походкой вручил – исподлобья жену,
Внутри оправдания – мести ему,
Культуры устройства – позорного тыла.
Ты чёрным по серой морали – идёшь,
Нетленный, тот правом виток, собирая,
Но знаешь, что большее мира – зовёт,
На славе, от собственной роли – мотива,
Страдать и терпеть – иллюзорный круг,
Мотива – попутного ветра вдали,
Он, сном неземной параллели – тут,
Увидел богатство, что там – впереди —
Размыты и схожи – потерянным днём,
Твои однолетние планы – удачи,
И верит, в том время – опять за окном,
Наверно, расхаживая путнику – сзади,
За смехом, что тыл – прикрывает беду,
И схожий укор – разновидности плача,
Наверно ты спал, всё в обычном – бреду,
Пророча и пафосом смерти – плакал.
Твой роли отметкой способности – мир —
Завыл, исподлобья – скупым шпингалетом,
Что ищет препятствие – заданным снам,
И верит в судьбу, уготованной ночи,
Здесь завтра пропустит – на берег ему —
Восход и потеря – родства одноликих,
Скульптур поколения – медленных снам,
Что также хотели упиться – забвением.
Сквозь ночь, чтобы хныкать и – быть ей —
Попутным провидцем – морали других,
Слепя за собой – одноликой усладой,
На терпком снегу – разновидности правды,
И ложью большого мотива – твой —
Апломб извлекает – сухое тело,
На памяти сходства земли – за дело,
Сквозь мир испытания – личности там,
Ты вымысел крайних – могил извлечения,
Утробы плохой – отличительной боли,
За ценностью роли – спросить бы,
Как станешь опять – путеводной звездой,
И мир нежилой – претворишь на сознании,
Упитанной старости – медленной зори,
Проходит её испытание – в скорби,
На прошлой земле и участии – снам.
Прошло и застыло – твоё изумление,
Противного склада дрожащей – руки,
Потеющей собственным мерам – воззрения,
Куда сухожилия – смеют идти,
Пропитанной волей вины – от сомнения,
Ты правил, на бал – изучения мести —
Укромки случайной беды – интереса,
И ждавших последствий рутины – на том,
Прогрессом из блага – упитанной кромки,
Сплотивших сердец – разновидности там,
Ласкали мечты и разбитые рамки,
Что холодом стихли и памятью – снам,
Вновь стал он умом – безысходности холки,
Случайности века, в пути – призраков,
На воле былого остатка – юности,
Предела мучительной колкости – раны,
Оставил твой череп – простившей муки,
Застывшие черви – упитанной роли —
Страны изголовья, забытой программы,
Из нег преисподнего счастья – застоя.
Прошли и остались забвением – долго —
Руины мотива, быть тоже – странным,
Таким же, на ножнах – пути изголовья,
Что страхом чертили – их вечный позор,
И нежити пасти – струилось отличием —
Услада, за бренностью – колкой беды,
За что же опять – распинают – соседа,
Из праха согласного времени – тьмы,
И снова снуют – поколением где – то,
Прочитанной вести, оставшихся лет,
Твои различимые мести – куплеты,
На нраве позорной рутины – невзгод.
Остались мотивом те – юные вехи,
Пути озадачили – памятью тыл,
И ты превосходишь на лжи – человека,
Но ветром попутной беды – не простил —
Тот мнимый образчик – твоей схожести,
Объятия лона – скупой мести,
