Я стояла с поднятыми руками в кабинете маммолога. Ощупав обе груди, он сжал сосок и посмотрел в глаза.
«Это врач» – сказала я себе. Пришлось повторить это несколько раз: «Это врач. Это не молодой мужчина. Это врач».
– Насколько у вас регулярна половая жизнь?
Я чувствовала, как холодно тут. Я уже надела лифчик и футболку, но согреться не могла.
– С какой регулярностью?..
– Я поняла вопрос, – перебила я, всем видом показывая, что не собираюсь отвечать.
– У вас небольшая мастопатия. Совершенно не стоит беспокойства. До тех пор, пока не будет каких-либо болей, не думайте о ней. Зачастую, она рассасывается, если наладить свою половую жизнь. Нередко исчезает совсем после родов.
– Вы ничего мне не пропишите?
– Пропишу, – он не отрывал взгляда от заполняемой карточки. – Наладьте свою половую жизнь.
Я чувствовала себя жутко некомфортно. Совет маммолога показался чем-то средним между издевательством и предложением. Что это вообще значит? Я должна с кем-то спать ради того, чтобы у меня не развилась серьезная болезнь? Вы врач или кто? Кто вас, вообще, сюда посадил?
– Вы можете идти.
Я не могла сдвинуться с места. Выписанный рецепт совершенно не устраивал меня. Нужно было что-то сказать, но слов не находилось.
– Вы можете идти, – повторил он чуть громче.
Встав, я быстро вышла из кабинета.
Я девственница.
Я никогда и ни с кем не спала.
Я не нашла того, кому могла бы это позволить. Дотронутся до меня. Хотя бы дотронуться…
Наладьте свою половую жизнь…
Ведь он обязан был выписать лекарство?! Все можно вылечить лекарствами! Не верю, что нужно с кем-то спать, чтобы вылечить «небольшую» мастопатию.
Я замерла в коридоре, заполненном женщинами. Если я вернусь к нему и скажу, что не хочу пока ни с кем спать? То есть… хочу, но не нашла.
Я стояла и слушала, как сердце бьется и бьется в грудь с маленькой, не опасной мастопатией. Совсем маленькой.
Он скажет: Я могу вам чем-то помочь?
Я скажу: Да. Вы можете…
Наверно, он усмехнется. Я бы усмехнулась.
Вцепившись в сумку, я пошла к выходу. Еще два тяжелых шага, стук-стук-стук. Еще несколько отдающихся в висках шагов. Было страшно. Я и подумать не могла, что когда-нибудь придется с кем-то спать ради здоровья. Дико это как-то… не романтично.
Могу ли я справиться с этим сама? Ведь, это гормоны. Необязательно нужен мужчина, чтобы вплеснуть мне в кровь чуточку прогестерона? Вплескивать регулярно. Надо бы порыться в Интернете на эту тему.
Я сидела за компьютером в институтской библиотеке. Шел третий час.
В электронной аптеке был представлен широкий ассортимент лекарств от «маленькой» мастопатии. Я сидела и смотрела на цены. Читала. Снова смотрела на цены, пока за спиной приходили и уходили студенты:
– Я пошла, до завтра!
Или чей-то басок:
– Эй, Урод, есть дело.
Если я буду тратить столько на лекарства, которые мне не прописали… Возможно, я зря паникую? Не всегда же я буду одна. И она сама может рассосаться. Средства к существованию у меня есть: бабушка кладет на книжку арендную плату за квартиру в Самаре. Они с дедом живут в деревне. Но для того, чтобы пропить курс непрописанных лекарств нужно будет взять больше работы или устроиться в офис.
Нет, это не вариант…
– Кусок, – высокий и резкий голос принадлежал Уроду.
Я обернулась посмотреть на него.
– Идет. К среде, усек?
Урод коротко кивнул и вернулся к своей брошюре. Бугай, что сделал предложение, пошел к выходу. Я же смотрела на полоску света, пробивающуюся между тяжелых штор. Еще два часа назад она нервировала меня, заставляя отклоняться и закрываться рукой. Теперь солнечный луч добрался до Урода – щуплого рыжего парня, которого мы выбрали быть нашим изгоем. Пересев на соседний стул, он продолжил что-то читать и записывать, искать и записывать и снова искать…
Урод поднял взгляд и уставился на меня. Спохватившись, я отвернулась.
О том, что сегодня суббота я думаю, еще не открыв глаза. Потом смотрю на соседнюю кровать, где спит Анька. Иногда она спит у парня. Иногда парень спит у нас. Об этом знают все, кроме тех, кто имеет возможность пресечь. Я шевелю пальцами заложенных под голову рук. Затылок что-то скребет. Тогда я тяну левую руку. Она падает на кровать, и я слышу тихий удар. Я вынимаю правую руку. Хочу ей поднять левую, но кисть падает мне на лицо, и я морщусь от удара под глаз. Так начинается мое утро. В какой бы позе я не проснулась, иногда у меня нет рук.
Они оживают через минуту. Без боли. Даже без покалывания. Просто оживают. Тогда я сажусь и разминаю шею. Когда я протираю глаза, кажется, что на пальцах две наждачки.
– Сколько время? – открывает глаза Анька. Она испугана. Она всегда испугана, когда просыпается. Иногда она испуганно смотрит на парня, что лежит за её спиной у стены. Иногда испуганно смотрит на место, где он мог бы лежать. Но чаще её тревожный взгляд предназначается мне. Мне и будильнику в моем лице. – Сколько время?
– Суббота, – говорю я, скидывая ноги к кровати.
Я здорова.
Я знаю, что здорова. Больные люди лежат в больнице и поглощают тонны лекарств. Я – отклик времени, продукт экологии, образа жизни, мировоззрения. Я продукт, который кто-нибудь когда-нибудь употребит. Генно-модифицированный современный продукт. Я опасна не более чем пельмени из мяса молодых бычков. И больна не более чем те самые молодые бычки.
