О нет, помилуйте, как вы могли подумать!
Конечно же, я, секретарша графа Суварина, ни за что не сунулась бы в ванную комнату своего хозяина! Благовоспитанная леди я, или же нет? Как можно – это ванная комната мужчины, во-первых, ну и во-вторых – это ванная моего нанимателя. Причем нанимателя высокомерного, аристократичного, строгого, с пронзительным, испытующим взором и поджатыми губами; и хотя последнее время граф смотрел на меня потеплевшими глазами и одарял милостивой улыбкою – но правила приличия еще никто не отменял? Как и субординацию …
Однако хриплый вопль старика камердинера заставил меня высунуть нос из хозяйского кабинета, где я с утра разбирала счета и деловые бумаги; вскочивши, я бросилась бежать на помощь. Куда я бегу, я уже не соображала – я бежала на голос, точнее – на хриплые стоны.
В конце коридора со шваброю стояла одна из наших служанок в позе статуи Замешательства и Растерянности, прикрывая в ужасе рот и лицо руками – видимо, чтобы не заорать самой. Озираясь по сторонам, я спросила:
– Где кричали?!
– Там, – прошелестела она, указавши рукой на двери графских покоев.
Вбежав в просторный будуар, я увидела камердинера сидящим на полу. Старику было дурно, и он цеплялся за край комода, чтобы не потерять сознание окончательно.
– Что с вами? – кинулась я к нему.
Лицо бедняги было серым. Оглянувшись беспомощно – чем бы помочь? – я увидела антикварный бар-секретер, роскошный, полированный, инкрустированный перламутром, с ножками в виде львиных лап, – ага, решила я, в нем Суварин, наверняка, хранит свои изысканные напитки! И точно, бар был полон бутылок всех сортов и фасонов. Схватив первую – это было драгоценное шабли какой-то столетней выдержки – я налила его в стакан и сунула старику.
Он глотнул пару раз; зубы его стучали о стекло. Затем потянул воздух – видимо, спазм в груди разжался; сделал несколько вдохов – ему стало легче.
– Я сейчас прикажу послать за доктором, и велю перенести вас в вашу комнату, подождите секунду, – пробормотала я.
Крючковатая сухая рука камердинера, однако, вцепилась в мое платье; взгляд стал осмысленным, и свободной рукой он указал на дверь, отделанную позолотой – настолько роскошную, что она походила на дверь то ли в бальную залу, то ли в зал заседания кабинета министров. То, что это всего-навсего дверь в ванную комнату, я поняла лишь потом…
– Там, – прохрипел он, – там…
И такой ужас был написан на лице его, что я, естественно, решила разобраться – что же там такое; я распахнула дверь, вошла, и осмотрелась.
Ванная комната графа Суварина поражала неприличной роскошью. Прежде всего, позолоченная ванна, Бог ты мой, что за шик-блеск! – и витые ножки, и бока ее сверкали золотом – нечто среднее между веселым блеском саксофона и погребальной пышностью саркофага. А золотые накладки на боках ванны, в виде узора из трав, цветов и листьев?! С ума сойти!
Затем – три витражных окна, огромных, во всю стену, с элегантными орнаментами. Окна упирались полукруглыми верхушками в белоснежный потолок, с золотой лепниной по контуру. Тропические растения по углам – пальмы, орхидеи, цветущие азалии – превращали ванную в род оранжереи; роскошной растительности было так много, что в этом пышном лесу вполне могли спрятаться орангутанг на пару с бегемотом. И, наконец, полы из отполированного мрамора изображали морское дно, разноцветные камушки которого разбросаны были по песку в живописном беспорядке.
Прекрасную картину портил лишь сам граф Суварин. Каюсь, я его не сразу заметила, ибо, ошеломленная роскошью помещения, созерцала все, что угодно, кроме того, что нужно. Граф лежал в золотой ванне, запрокинув голову, глядя остекленевшими глазами в потолок, и был совершенно мертв. Ароматы сандала и лаванды еще витали в воздухе, но вода в ванне, еще горячая, была окрашена кровью, а в груди графа, утопленный в рану по самую рукоять, торчал нож с простой деревянной ручкой.
Было абсолютно непонятно – как убийца мог попасть в ванную? Я бросилась к окнам и осмотрела их – заперты они или нет. (Вообще-то я никогда не видела, чтобы витражные окна открывались!)
Может, эти окна устроены как-то иначе, озадачилась я – но нет! Осмотрев их, я точно убедилась, что никакого способа их открыть не существует. Я исследовала комнату: оказывается, ванная проветривалась через крошечное узкое окошечко в углу комнаты под потолком, которое сразу было и не заметить, так как его прикрывали пышные ветки оранжерейных растений. Протиснуться через него могла бы не слишком толстая кошка, но никак не взрослый мужчина. То есть, войти в ванную убийца мог только через дверь, но как же его никто не увидел?! Непонятно…
Мда. Чего-чего, а увидеть графа убитым я никак не ожидала. Я же совсем недавно, черт возьми, устроилась на работу к этому напыщенному типу, а теперь что? Все мои планы летят к черту?! Проклятье!!!
Я горестно вздохнула – то был вздох человека, чей кропотливый труд разрушен беспощадной рукой обстоятельств. И вспомнила, как три дня назад…
Три дня назад я сошла с поезда на центральном вокзале Августенбурха – огромном, пропахшим едким паровозным дымом. Паровозы гудели, пыхтели и подсвистывали так пронзительно, что у меня заложило уши. Промозглое утро тонуло в сизом тумане; утренняя сырость пробирала меня насквозь.
Я мельком бросила взгляд на свое отражение в огромном витринном окне: старенькое платье со штопкой на локтях и старомодный жакет, который, слава богу, скрывал заштопанные локти платья, но, увы, выставлял напоказ свои потертые лацканы. Венчал мой наряд самодельный беретик. Разбитые ботинки тут же промокли – вид у меня был еще тот. Типичная провинциалка из бедной семьи, которая, отчаявшись чего-то добиться в родном городишке, отправилась покорять столицу, вооружившись тремя медяками и кучей амбиций.
Именно в таком виде я и появилась в бюро по найму мадам Маретт – отвратительном, пропахшем робкими надеждами соискательниц и столетней пылью. Очередь из девиц, ожидавших своей участи, двигалась быстро. Они проходили в крошечную комнатку, и после короткого разговора с бесцветным человечком средних лет, отправлялись восвояси. Я уже приготовилась, что меня встретит та же участь, но взгляд служащего вдруг стал цепким, внимательным, и он предложил мне пройти в кабинет к самой мадам.
Хозяйка бюро встретила меня приветливо; настояла, чтобы я сняла жакетик, оценила заштопанные локти, и понимающая улыбка прозмеилась по ее губам.
– Только что с поезда, как я вижу? – осведомилась она проницательно, блеснув на меня стеклышками пенсне.
– Откуда вы… как вы догадались? – робко восхитилась я.
– Да от вас же за версту пахнет паровозной сажей и тем тошнотворным моющим раствором, которым они моют вагоны. Кстати, а это не билет ли торчит у вас из-за обшлага жакета?
