ГЛАВА 1. ВОЛК
Двери родного дома захлопнулись передо мной сразу после погребального костра моего отца. Тогда же я впервые отведала и плети - за то, что посмела кричать и колотить кулаком в тяжёлые деревянные створы. Мачехе неродная дочь была ни к чему, хватало своих.
Даже одежду забрать не позволила.
Не говоря уже о мамином наследстве, небольшом сундучке из нездешнего полупрозрачного камня.
Мачеха думала, что там, под резной крышкой со знаком расколотого ам{[а]}ригского солнца, золото сложено или украшения. Но открыть не смогла, как ни старалась. С места сдвинуть и то не смогла!
Так сундучок и стоял на своём месте в красном углу маминой горенки. Мачеха потом утверждала, что вся бесовщина - оттуда, потому что моя мать была ведьмой.
Враньё, конечно. Была бы мама ведьмой, не умерла бы в родах. Колдуны и ведьмы живут вечно, все это знают.
Тогда, после плети, я и убежала впервые с подворья. Куда глаза глядят, лишь бы подальше.
Ах, как хотелось мне тоже стать ведьмой! Настоящей. Могущественной и грозной. Вернуться и отдать обратно мачехе все свои боль и отчаяние. Чтобы она ушла из нашего дома и свалилась со скалы в море! Чтобы противные дочки её, которых меня с детства учили называть сестрицами, упали вместе с нею тоже. Чтобы их просто не стало в моей жизни, никогда и нигде.
Чтобы мой бедный отец вернулся домой из Торгового Города живым, а не на телеге под рогожей. Чтобы снова всё стало, как было.
Но ничего по слову моему так и не случилось, ни в тот день, ни после. Зато убежала я очень уж далеко. И поняла это лишь тогда, когда увидела, как между стволами деревьев заструился вечерний прозрачный туман.
***
Прибережьем называется не только наше поселение, живущее с морского промысла, а и вся округа, от Алых островов, за которыми до самого заката ничего нет на много дней пути, до обширных владений, лежащих далеко за Торговым Городом. Сам Город расположен в удобной бухте, туда приходят корабли со всех сторон света. А на Сторожевой Скале, у самого входа в бухту, стоит крепость морского солаунга Крайнова.
Крайновы - старый воинственный род, начинали с пиратства. Предки под весёлым флагом ходил, потомки всё Прибережье в кулак забрали, и ещё один флот собирают, для походов вовсе уж за окоём, чтобы найти данников себе и там.
Деревья расступились, и я вышла на каменный выступ, откуда очень хорошо можно было рассмотреть и сам Торговый Город, и стоящие на рейде корабли, и замок-крепость на Сторожевой скале… Солнце тонуло в жемчужном мареве на горизонте. Огромный раскалённый круг, в который можно было уже смотреть спокойно, без риска выжечь себе глаза.
Ещё немного, и упадёт ночь.
«Не вернусь, - яростно подумала я. - Переночую как-нибудь и вверх пойду, к Тайнозеру. Пускай оно примет меня; не вернусь назад ни за что!»
Дороги к запретному озеру я не знала, наивно думая, что достаточно будет просто лезть наверх, на вершины.
И с не меньшей яростью пришла другая мысль: «Но это же мой дом! Дом моего отца! Моя мать родила меня в нём! Как уйду? Мачеха тому только порадуется…»
Вёсен мне тогда было не сказать, чтобы много, а ума - ещё меньше, но всё же я понимала, что в одиночку родной дом мне не отстоять. Но кто поможет сироте, да ещё дочери ведьмы? О, как меня выводило из себя, когда соседские дети с подачи мачехиных дочек дразнили меня ведьминым выкидышем!
{«Не слушай их, солнце,} - говорил бедный мой папа, вытирая мне слёзы. - {Глупы они. Не слушай. Твоя мама была красивой и умной, как ты, и никакой не ведьмой. Она из народа тазар, они живут по ту сторону моря, в пределе, что зовётся Тазаре{[о]}м, или, по-нашему, Горячий Берег. Там горы плюются огнём, и уходят под воду, а из воды им на смену поднимаются новые горы, там живут необычайные звери и стоят города из чистого хрусталя…»}
Я вспоминала мамин сундучок, и понимала, из какого хрусталя строят свои города тазары. Не такого, какой повсеместно встречается у нас, а своего, особо прочного, колдовского синеватого оттенка.
Но когда я просила папу отправиться через море на Горячий Берег и захватить с собой меня, он лишь вздыхал:
{«Ты же понимаешь, Миз{[а]}рив, что это невозможно…»}
Нет, я не понимала. А Мизарив - это тазарское имя, так сородичи матери называли ловчую птицу, вроде нашего морского сокола. Я носила имя с гордостью, напрочь отказываясь отзываться на прозвища попроще.
Одна беда, я совсем не знала языка моей матери.
Его у нас не знал никто, и отец тоже, кроме нескольких слов.
Солнце ушло. Закатная хмарь остывала, постепенно окрашиваясь в тусклые коричневатые тона. Я встала: с открытого места в любом случае следовало уйти. Только глупец ночует там, где его со всех сторон могут увидеть враги, люди ли, звери ли, - всё едино, кто именно.
Мне вспомнился грот с ручейком, мимо которого я проходила раньше. Будет лучше, если я спущусь к нему. Там, под каменными стенами, всяко будет надёжнее, чем под открытым небом.
Но когда я заглянула в тёмный зев, развёрстый в камнях, меня встретило грозное глухое рычание. Две алых точки - два злобных глаза! - загорелись мрачным огнём.
Страх обратил меня в камень, ноги сделались ватным, сердце оборвалось в пятки и горло перекрыло комом: ни вздохнуть, ни крикнуть.
Горный волк, пещерное чудовище.
Не пощадит!
***
Я умерла и родилась снова: страшный зверь не тронул меня. Но когда я попыталась тихонько отойти назад, чтобы потом уже задать себе скорости, волк зарычал снова.
- Отпусти, - попросила я дрожащим голосом. - Раз сразу не съел, отпусти…
Как убивает Тайнозеро, я ни разу не видела, и стариков с багровой сединой у нас давно никто не встречал. А вот что остаётся от несчастных, угодивших в зубы пещерному волку… Причём кости-то ещё не так страшны, скелет и скелет, не всегда цельный. Но когда совсем уж недавняя смерть…
И я не раз слышала, как старшие охотники рассказывали, что пещерный волк, в отличие от обычного, никогда не убивает ударом в горло сразу, а хватает за ноги, после чего уже и поедает жертву, живьём.
Мало радости умирать в муках, зная, что тебя при этом ещё и едят!
- Р-р-р…
- Отпусти, - слёзы сами покатились по щекам. - Пожалуйста…
- Р-р-р.
Наверное, я совсем уже разум уронила от страха. Мне показалось, будто в жутком рычании прозвучала мольба. Он же зверь. Что он понять может? И всё-таки почему-то не напал сразу.
- Что тебе от меня надо-то? Чтоб я сама к тебе в пасть залезла, да?
Глаза привыкли к полумраку. Света от остывающей вечерней зари было немного, но всё же достаточно, чтобы разглядеть, насколько волк огромен и страшен. Какие у него мощные когти на передних лапах. Какие жуткие клыки, отсвечивающие белым. Вот как вонзит их в меня…
