(Тикают часы. Свет падает на ХАННУ, ей девятнадцать лет, она в Лондоне в 1932 г. сидит на диване, смотрит на авансцену. В окружающих ее тенях мы можем различить РАТА на левой скамье у авансцены. КУИННА – на правой скамье у авансцены. МАЙЯ и СОФИ на платформе, МАЙЯ сидит на кровати справа, СОФИ – за столом слева, пишет).
ХАННА. Все всегда начинается и заканчивается в тенях. Люди в них прячутся, лица частично скрыты. Я даже не уверена, какой это город. Мюнхен, возможно, или Лондон. Но я думаю, это произошло раньше, в Праге, когда я была маленькой девочкой. Тикают часы и кто-то тихонько дышит рядом со мной. Но я не знаю, пришел этот человек, чтобы заняться со мной любовью или убить меня.
МАЙЯ. Я лежу в кровати и спрашиваю себя, о чем он сейчас думает? Именно сейчас? О чем он думает сейчас?
РАТ. Трагедия требует уровня культуры, достаточно высокого для того, чтобы создать ее, общества, члены которого способны верить. Когда бог умирает, с ним уходит и возможность появления трагедии.
КУИНН. Но потеря веры и есть сущность трагедии. Без Бога, на которого перекладывается ответственность, главный герой трагедии одинок, похож на воображаемого бога, который вроде бы и создал его, страдая от отчаянного одиночества, создатель-бог, который по факту создан человеком именно по этой причине.
СОФИ. В писательстве важно то, что ты можешь раствориться в нем, исчезнуть в тенях мира, который создаешь. Шаги у меня за спиной в лабиринте. Они смолкают, когда я останавливаюсь. Кто-то дышит в темноте.
МАЙЯ. Он сидит на стуле и смотрит в огонь. Что-то всегда бормочет у него в голове. О ком из нас он думает?
РАТ. Безумный отец выбрасывается из чердачного окна на вымощенный брусчаткой двор. Действие, полностью лишенное смысла.
ХАННА. Я чувствую, проведи я жизнь в тумане, ожидая чего-то, какое-то чудовищное существо пришло бы ко мне, обняло, вошло в меня.
КУИНН. Сенека писал о ритуальном поедании детей, как о форме мести. Богов в его мире не было – только демоны.
ХАННА. Я всегда была незваным свидетелем на ярмарке дикости.
СОФИ. Иногда я думаю, что эти люди не существовали, что я выдумала их, чтобы населить пустошь призраками.
РАТ. Некоторые лабиринты оставляют тебе только три выбора: идти дальше, вернуться, оставаться на месте. Но другие лабиринты разветвляются, и каждая ветвь предлагает тебе идти, как минимум в двух направлениях, и выбор, сделанный тобой, все дальше уводит по тропе, вернуться по которой ты уже не сможешь.
МАЙЯ. Но иногда тропы пересекаются.
ХАННА. Все это ложь.
КУИНН. Бог, как и театр, постоянно умирал. Бог – энтропия, жизненная сила вселенной, покидающая ее, как кровь покидала Агамемнона, убитого в ванне женщиной, плоть которой он желал, уходящего под красную воду.
РАТ. Отказ – последняя карта дурака.
СОФИ. Проснулась я голой, и ты смотрел на меня.
(Поют птицы. ХАННА встает и идет к РАТУ, в саду в Лондоне, 1932 г. Останавливается и смотрит на него).
ХАННА. Папа? Ты в порядке?
РАТ. Все у меня отлично.
ХАННА. Ты неважно выглядишь.
РАТ. Немного устал, ничего больше.
ХАННА. Что-то тебя тревожит.
РАТ. Я просто сижу в саду.
ХАННА. В Лондоне ты несчастлив?
РАТ. А ты в Лондоне счастлива?
ХАННА. Мне очень нравится Лондон. Только хочется, чтобы ты не был таким грустным. Если тебя что-то тревожит, ты можешь сказать мне. Я уже не тот ребенок, от которого ты должен что-то держать в секрете. Я взрослая. Ты можешь говорить со мной.
РАТ. И ты можешь говорить со мной.
ХАННА. Я говорю с тобой. Но ты всегда занят своими мыслями. И в последнее время ты такой тихий. Мама думает, что я слишком много волнуюсь. «Живи своей жизнью, Ханна, – говорит она. – Не волнуйся об отце. У него была своя жизнь. Вот и ты живи своей». Она говорит о тебе так, словно твоя жизнь закончилась, хотя ты все еще молодой человек. Я хочу, чтобы ты был счастливее.
РАТ. Ты не можешь дать другим людям счастье. Это не твоя работа.
ХАННА. Тогда чья это работа?
РАТ. Где ты бываешь, уходя из дома?
ХАННА. Где я бываю?
РАТ. Ты часто уходишь, после того, как мы перебрались в Лондон. Бродить по улицам этого города в одиночестве – идея не из лучших, знаешь ли, для такой молодой женщины, как ты.
ХАННА. Я исследую.
РАТ. И что ты исследуешь?
ХАННА. Я исследую истину. Есть так много того, что я хочу понять. И я не всегда одна.
РАТ. Когда ты не одна, то с кем?
ХАННА. Папа, я надеюсь, ты не ревнуешь.
РАТ. Ревную? Ханна, правда в том…
МАЙЯ (спускается из дома по ступеням справа). Вечером будешь есть мясо?
РАТ. Что?
МАЙЯ (идет к левой скамье в саду). Мясо. Ты хочешь мясо? Нет у тебя какого-то предпочтения по части мяса?
РАТ. Я не люблю мясо.
МАЙЯ. Ты всегда любил мясо. Не мог им наесться.
РАТ. Тогда я был моложе, и не особо интересовался вредом и пользой мяса. Теперь я стал старше, и мяса мне совершенно не хочется.
МАЙЯ. Но время от времени желание поесть мяса у тебя появляется, так?
ХАННА. Он вообще мало ест. Сильно похудел. И я думаю, он мало спит.
МАЙЯ. Твоему отцу снятся кошмары.
ХАННА. Тебе снятся кошмары, папа?
РАТ. Всем снятся кошмары.
ХАННА. А что тебе снится?
