Алексей Малашенко - Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста

Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста
Название: Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста
Автор:
Жанр: Биографии и мемуары
Серия: Документальный роман
ISBN: Нет данных
Год: 2021
О чем книга "Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста"

Эта небольшая книжка – увлекательные воспоминания известного ученого, доктора исторических наук Алексея Малашенко о том, как он пришел в арабистику – о его студенческих годах и опыте работы в Египте и Алжире в рамках советско-арабского военного сотрудничества, о забавных и грустных историях из непростой жизни «наших» на Востоке в семидесятые годы и том, как нелегко стать и быть арабистом, вообще востоковедом. И еще это память о тех, с кем довелось служить и работать.

Бесплатно читать онлайн Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста


Художественное электронное издание

Макет, оформление – Валерий Калныньш

Редактор Лариса Спиридонова

Художественный редактор Валерий Калныньш

Корректор Елена Плёнкина

Верстка Светлана Спиридонова


© Алексей Малашенко, 2021

© «Время», 2021

* * *

Глава первая

Арабистами не рождаются

На подлете к базе ВВС Арабской Республики Египет, неподалеку от городка Бильбейс, у египетского лейтенанта на Су-7 что-то пошло не так. Полет был боевой. Сижу я в наушниках возле руководителя полетами (РП) подполковника Геннадия Владимировича Коноплева и слушаю, на что летун жалуется. И ничегошеньки на его родном арабском не понимаю. Как уразуметь, когда за спиной четыре курса Института восточных языков при МГУ им М. В. Ломоносова[1], а знаний по авиационным терминам – ниже нуля.

Подполковник все о своем твердит – что там у него еще случилось, проговаривает какие-то цифры. А я эти цифры, как правильно произнести, забыл.

Не знаю, не понимаю, бормочу.

А летун заходит на второй круг, сесть-то не получается. Коноплев, мужик спокойный и доброжелательный, смотрит на меня.

«Понимаешь. Все понимаешь, – говорит он, добавляет: – Ты ж комсомолец».

Был я тогда комсомольцем. И пока тот бедолага, кандидат в покойники, заходил на третий круг, цифры вспомнились. И стал чего-то переводить. Последние мои слова были «ихбат» (по-арабски садись) и е. т. м. (это по-русски). Он сел, а Коноплев сказал: «Вот, а твердил, что все забыл».

Ситуация описана в сдержанных, почти академических словах и выражениях. Если цитировать дословно все речевые обороты, ни одна цензура не пропустит.

Пессимистическое получается начало. Но из песни слова не выкинешь.


Случился этот позор летом 1972 года. Бильбейская база была одной из двух крупнейших – первая находилась в Джанаклисе, на севере страны. Наша – ближе к Суэцкому каналу и Синайскому полуострову, где чаще всего египетско-израильские столкновения и происходили. Раскройте карту. Там и сейчас неспокойно. Там – джихад, созданный в 1987 году. Там – ХАМАС («Исламское движение сопротивления»). Хамасовцев во всем мире, кроме России, считают террористами, и в Москву они часто наведываются поговорить насчет урегулирования арабо-израильского конфликта.


В 1980-е одно учреждение пригласило меня (за гонорар) почитать лекции по исламу перед мусульманами, обучавшимися на различных, не известных широкой публике курсах. Дело было в Подмосковье, неподалеку от города Пушкино. То были советские времена, когда говорить можно было только то, что дозволено. Тем более перед иностранцами. Однако я был предупрежден, что дудеть про марксизм-ленинизм и атеизм необязательно. Не та аудитория. Требовалось сказать что-то любопытно интригующее о новых подходах к исламу. Что я и пытался делать.

Самой внимательной частью моей аудитории были арабы, наверно среди них и будущие хамасовцы – спокойные парни, которые внимали мне с большим уважением, а может, даже и с надеждой – вдруг поддержит их СССР. Когда я, отвечая на их вопросы, переходил на арабский, их глаза загорались.

Забегаю вперед. Но ведь, пользуясь выражением Высоцкого, судьба кидает арабистов, «как котят» (он пел не про арабистов, но все же…).


…Расстался я с Геннадием Владимировичем и отправился в отведенный мне на базе чуланчик, размышляя о собственном ничтожестве. Как же так – четыре года учил этот язык, сдавал зачеты, полгода протрудился переводягой в учебном центре в городе Мары, что в Туркменской Советской Социалистической Республике (об этом ниже), а как дошло до настоящего дела, так и облажался.

И зачем вообще связался я с этим языком? На что уходит жизнь… Как это все случилось?


Но прежде нужно понять и согласиться с тем, что арабский, как и другой восточный язык, это – другая жизнь, чудо, соблазн, кошмар. Прикоснувшись к нему, оторваться невозможно. Услышав его, копаясь в его закорючках, чувствуешь себя другим. Так ощущают себя китаисты, японисты, кореисты, те, кто зациклен на хинди, ну и арабисты. Однажды мы заспорили – какой язык самый трудный. Всей дискуссии не упомню, но согласились с тем, что самый трудный – корейский. Наипростейшими были сочтены суахили – Восточная Африка, хауса – Западная Африка и турецкий. Для любознательных – людоед на языке хауса – ням-ням (nyam-nyam). Для любопытных – броневик по-монгольски – хуяк-машина. Так сказывали военные переводчики с монгольского.

Однажды, увидев в дореволюционной Большой Энциклопедии под редакцией С. Н. Южакова и П. Н. Милюкова китайские иероглифы, я сдуру стал их перерисовывать. Перерисовал. Забыл, а спустя лет пятьдесят в Пекине вдруг увидел один такой иероглиф на автомобильном номере. Узнал его и был счастлив. Колдовство?

Но сейчас только про арабский.


К арабам у меня симпатии с детства. В 1956 году мы – папа, мама и я переехали с Новослободской улицы из коммуналки в другую коммуналку, на Третьей Тверской-Ямской улице.

В новой восемнадцатиметровой комнате было просторно. Стояло пианино, диван, папин секретер, столик, на нем – белое пластмассовое радио с одной-единственной первой программой, «Маяка» тогда не было. В общем коридоре папа повесил – соседи не возражали – разноцветную карту мира.

Вот с 1956-го и слушал радио, по которому передавали новости со всего мира. В октябре означенного года с утра до вечера вещали про Ближний Восток. Я тогда узнал три новых слова – арабы, Суэцкий канал и израильская агрессия (то, что израильтяне всего-навсего евреи, не догадывался).

Много говорили про Гамаля Абдель Насера. Телевизора у нас не было, и в лицо я его не знал. Но имя запомнил. В году этак 60-м увидел Насера по недавно купленному черно-белому «Знамени»: добрый такой, улыбчивый. В 1972 году, находясь в Каире, я посетил его усыпальницу – это высокая арка, под которой стояла его гробница. Приставленные к ней часовые меня поначалу не заметили и гонялись вокруг святого места, покалывая друг друга пиками. Увидев одинокого посетителя, они немедленно доскакали до своих постов и вытянулись в струнку. Один из них неожиданно меня приветствовал. «Мархаба»[2], – пробормотал он. «Мархабатейн»[3], – ответил ему я и подумал: порезвились бы так стражи Мавзолея Ленина…


Бежало время. Карту мира я узнал наизусть, а Ближний Восток сохранялся на ней каким-то личным кусочком. Я уже сообразил, что израильтяне и евреи не одно и то же. Евреи – свои, каждый день в гости ходят, а вот израильтяне – чужие, плохие.

Вот арабы – все хорошие, однозначно.

До арабского языка было еще далеко. Его призрак стал появляться тогда, когда лет в двенадцать-четырнадцать надо было хоть отдаленно, но задумываться над вопросом «кем быть». Подростком потянуло в мир искусства – отец и мать были артистами: папа тогда трудился в Театре Маяковского, а мама – в Центральном детском, а еще была ведущей сверхпопулярной в те времена радиопередачи «С добрым утром!».


С этой книгой читают
«Моя правда, – пишет автор книги Полина Жеребцова, – это правда мирного жителя, наблюдателя, историка, журналиста, человека, который с девяти лет фиксировал происходящее по часам и датам, писателя-документалиста».Полина Жеребцова родилась в 1985 году в городе Грозном и прожила там почти до двадцати лет. В 1994 году начала вести дневники, в которых фиксировала происходящее вокруг. Дневники охватывают детство, отрочество и юность Полины, на которые
Александр Сладков – самый опытный и известный российский военный корреспондент. У него своя еженедельная программа на ТВ, из горячих точек не вылезает. На улице или в метро узнают его редко, несмотря на весьма характерную внешность – ведь в кадре он почти всегда в каске и бронежилете, а форма обезличивает. Но вот по интонации Сладкова узнать легко – он ведет репортаж профессионально (и как офицер, и как журналист), без пафоса, истерики и надрыва
"Книга Полины Жеребцовой «Ослиная порода» посвящена ее предвоенному детству в Чечено-Ингушетии. У каждого человека есть детские воспоминания, о которых он предпочитает молчать или забыть. «И все-таки это самое лучшее время, поскольку потом пришла война, десять лет страха и ужаса», – считает автор книг «Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994—2004 гг.», «Тонкая серебристая нить», «Дневник Жеребцовой Полины». Со своим суровым опытом дет
Четыре месяца из жизни Ольги Кучкиной, журналиста, поэта, прозаика, драматурга, и Валерия Николаева, литературного переводчика. Двое и между ними Атлантический океан. А еще две девочки и собака. И четыре месяца разлуки.
Серия книг «Навстречу мечте» задумана в жанре мемуарной прозы. Каждый период своей жизни и творчества автор представляет в виде отдельной книги. В книге I «Из воспоминаний детских лет» показана послевоенная жизнь одного двора в сибирском городе Красноярске глазами шестилетнего ребёнка. В книге II «За горизонтом минувших десятилетий» автор продолжает делиться своими детскими воспоминаниями послевоенного периода.Книга III «Благодарим и помним» посв
Татьяна Падерина – фельдшер скорой помощи с многолетним стажем. В своем сборнике рассказов «Из записок врача» автор описывает события своей нелегкой профессии, воспоминания о детстве, интересные события жизни простых людей. После прочтения этой книги Вы не останетесь равнодушными, и задумается о многом.
Данная книга представляет собой воспоминания автора о своем отце, генерал-майоре авиации Сидоровом Михаиле Дмитриевиче, и о времени, в котором они жили, а именно: главных событиях начала ХХ века. В книге описывается быт того времени, отношения между людьми, некоторые подробности развития авиации в нашей стране и интересные бытовые зарисовки.
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии изв
Эта книга отражает состояние страны, и общества в период, получивший название «Перестройка».Много внимания в книге уделяется организации и развитию кооперативного движения как одной из формы рыночных отношений в экономике.В новой российской историографии этой теме не уделяется того внимания, которое она заслуживает, а российская кооперация вообще предана забвению. Автор, будучи активным участником кооперативного движения, стремиться восполнить эт
Книга расскажет читателю о приключениях, связанных с поисками потерянного корабля, путешествиями в неизведанные миры и трудностями, с которыми предстоит столкнуться героям повествования. Это история о любви и ненависти, дружбе и предательстве, о том, как стремительно меняется мир вокруг нас, и как эти изменения влияют на наши взгляды и мировоззрение.
Он — старший брат моей подруги. Человек, в которого я была тайно влюблена в детстве и не хотела бы пересекаться во взрослом возрасте. Но, увы, в какой-то момент у меня не остаётся другого выбора, кроме как поселиться в его квартире на целых полгода.
"Герцог не желает жениться, или фиктивная семья для холостяка" - фантастический роман Милы Синичкиной, жанр городское фэнтези, любовное фэнтези, юмористическое фэнтези. - Матушка, леди Ноттинг моя невеста! - Герцог, какая невеста, вы головой стукнулись? – шепчу на ухо Бернару. - Молчите, Беатрис. Или подыграете, или упеку в темницу за проникновение со взломом.