ГЛАВА 1: Такая-сякая сбежала из дворца
— Держите её! — истошно кричит князь за моей спиной.
Куда уж там!
— Хватайте! — орёт главный воевода.
Богатыри бросаются исполнять, сталкиваются лбами, и я тоже с воплями ныряю между ними.
— Вы не имеете права! — например такими.
Это, конечно, я загнула. Княже казнить меня как раз в полном праве: он нашим государством правит, а я всего лишь прикормыш и сиротинушка.
— Вы пожалеете! — меняю мелодию я и ныряю под шторы.
Резко дёргаю, прыгаю из-под них, залезаю под стол, опрокидываю ещё и яства, лишь бы побольше погрома и шума навести. Князь с трона не поднимается, только кричит да указывает. Воевода наш Степан Савич мужик хороший, но седой и тучный: он за мной тоже не побежит. А дружинники у него больно делу преданы: бегут хватать мелкую меня, а куда бегут и как — совсем не смотрят.
— Отпустите! — срываюсь я и швыряю им под ноги не упавшие блюда. И яблоком в шлем одному. — Я правду говорю, я вам докажу!
Подхватываю юбку сарафана и бегу к двери. Чуть-чуть осталось, но один дружинник уже наступает мне на пятки.
— Я вам докажу! Я его приведу! — кричу в последний раз, тыкая пальцем в князя.
Выбежать из зала у меня получается, дружинники расступаются, смотря как я бегу мимо. За мной другие, они спешат рассказать о приказе.
— Гришка! — удивляется мой хороший друг Светозар.
— Агриппина! — рычит главный воевода.
Это всё я. И дела мои совсем плохи, раз уж дед за мной бросился. Княже гневается, княже рвёт и мечет…
Эх. По пути сворачиваю на пол пару заморских гобеленов, вазу и прочую утварь, лишь бы отстали да погрома побольше. Комкаю подол сарафана, задыхаюсь, кровь в ушах стучит, но бегу. Меня ж казнят иначе за государственную измену да никак иначе! А что я? Да ничего, не лгала я князю! Правду говорю, клянусь вам, правду я говорила!
— Я на крови клянусь, что докажу и приведу его! — кричу я. Голос ломается, я кашляю.
Но боги слышат и боги знают, что я права. Иначе почему вдруг у меня получается оторваться? Я сворачиваю на небольшую лесенку в подвале, дверь обычно заперта, это я слишком поздно вспоминаю, но сегодня…
— Открыто, — едва ли не плачу и хватаюсь за ручку я.
Коврик первым попадается на глаза. От клятвы на крови нет ни шума, ни огня: она лишь вплетается в саму кровь, проникает под кожу и не даст поступить иначе. Я приведу. Я точно уверена, я его видела.
Коврик-самолёт князю подарил заезжий купец, что служит далёкому султану. Даже не «ковёр», там едва на коврик хватит. Княже магическая штучка позабавила, но он на нём едва оторвался от пола, вот и забросили подарок в подвал.
— Выручай, хороший мой, — умоляю я коврик и бросаюсь на него. — Апчхи!
Очень пыльный он, но коврик поднимает кисточку и на меня «смотрит». Странное ощущение: глаз у него нет, и меня он не видит, рта нет, чтобы ответить — но коврик машет кисточкой так…
— А-а-а! — верещу я и вцепляюсь в него чем только могу.
Коврик срывается с места, сбивает меня с ног, хватает и вместе со мной, на глазах уже забегавших в подвал дружинников… вместе со мной коврик летит прямо на них!
— Поберегись! — визжу я и стараюсь не дрыгать ногами, а то точно упаду.
Но шлем с одного сбиваю. Из вредности. Кто-то на пол падает, кто-то разбегается, коврик пулей вылетает на первый этаж и выбивает ближайшее окно. Стекло трещит, я жмурюсь и льну ближе, что-то меня задевает, царапает — но всё лучше казни.
— Я вам докажу, что была права! — только и кричу напоследок я.
Коврик пикирует прямо в солнце. Хороший день тёплый выдался. Я жмурюсь от ужаса, но кричать больше не могу, только до боли сжимаю пальцы, пока не побелеют костяшки. Коврик летит над лесом, куда ему одному известно…
ГЛАВА 2: Такая-сякая, расстроила даже не своего отца
На второй час полёта у меня получилось почти нормально сесть. Ветер треплет рыжие косы, ёлки-иголки иногда рвут одежду, я вою и только крепче за коврик держусь. Что он неуправляем, я уже поняла. Просить бесполезно, умолять можно, но, видимо, выдыхается бедненький.
– Ковричек, миленький, хоть чуть-чуть повыше ты лететь можешь? – в который раз взмолилась я.
Ненадолго он слушается, но и летит медленнее да ниже, точно говорю: выдохся мой коврик. Вздыхаю, треплю по ворсу той рукой, что хоть как-то ещё может шевелиться. Но приземляться коврик не собирается.
– Боги услышали, – бурчу я себе под нос.
Тут не слезешь уже: поклялась, значит, достань. Летим дальше, а я пока в который раз в голове проигрываю все события за день. Насыщенная у меня была программа!
Началось всё так: захворал наш княже. Несильно, это и самой слабой знахарке понятно, и даже мне как ведунье – ну, видно. Чего князь так всполошился? В общем, не вышло ни у кого переубедить княже, что он не умирает. Он всполошился, мол, наследника у него нет, некому княжество-государство оставить. Князю нашему скоро пятьдесят стукнет, он мне в батюшки не только годится, но и воспитал, однажды подобрав на улице сиротинушку. Но князь никогда не женился, официально, наследника у него нет, вот и послал княже за своими двоюродным дядькой да троюродным племянником, пусть приедут, он выберет, кому страну оставит.
Тут я возьми и ляпни, боги мне, видишь ли, открыли! Правду показали, мне тогда глаза пеленой будто закрыло, смотрю – а рядом с князем парень стоит, моего возраста, чуть-чуть постарше, наверное. Я его даже рассмотреть успела, и ведь кричу уже, мол, а почему вы сыну княжество передать не хотите?..
– Деспот, – возмущаюсь я, покрепче цепляясь за коврик-самолёт. – Сам вырастил, а теперь казнить! Не вру я, не вру!
Не знаю, чего княже так взбеленился. Я сама хороша: спорю, что есть у него сын и заткнуться не могу. Только не бесы меня попутали: боги вцепились и разговорили. Эх. Чует сердце моё, неспроста князь никогда не женился и на отрез отказывался даже ради политики. Чует, да сказать княже я больше ничего не смогла: вижу у него сына, да вижу, как птица яркая, заморская, заладила. Вот и пришлось бедной Агриппинушке-сиротинушке бежать. Это я, кстати, дочерью была друга князя и воеводы Григория Тимофеевича, княже меня не просто так на улице подобрал, мол, ответственность перед старым погибшим другом чувствовал. Поэтому «Гришкой» меня то за отца Григория прозвали, то сделав что-то более подходящее мне из этого изящного «Агриппина». Ни в кой раз я не красавица: косы рыжие, веснушки, ну, объективно миленькая, да как мальчугана князь растил, да всё с рук спускал.
– Я поэтому ни в какую не понимаю, чего он так взбеленился! – возмущаюсь я. – Понимаешь меня, ковричек?
Коврик остаётся молчалив, только ныряет ещё ниже…
– А-а! – ору я, но решаю прыгать слишком поздно.
Непонятно там: коврик резко падает вниз, там сосны и елки расступаются, я сильнее ударюсь, если прыгну с него и на елке повисну, или держаться и на коврике падать хотя бы?!
