ПРОЛОГ
Данте сплюнул, опираясь на ветхие перила балкона с аварийной лестницей, и следом за плевком, последовал выгоревший до самого фильтра окурок. Там за дверью, жалобно визжала, сопротивляясь настройке гитара, слышался раскатистый смех, отпускались неуместные шуточки, а гримерка пропиталась запахом перегара и травки.
Впереди несколько часов выступления, и она по обыкновению заполнится запахом резины и секса. Возможно, кто-то оставит на потертом диване свою девственность, и запомнит этот день как самое счастливое событие в своей скучной, ограниченной фанатской жизни. Данте не питал восторг или вожделение к своим поклонницам, его скорее раздражали, чем привлекали искорёженные в желании раскрасневшиеся лица. Он был в первую очередь музыкантом, вокалистом, человеком навечно изломанным творчеством, а не горячим татуированным парнем в кожаной куртке, которым видело его все это стадо.
— Данте, через десять минут нужно выходить на сцену, толпа уже беснуется и отправляет отборные маты в сторону разогрева. Они ждут тебя, — мужчина улыбнулся, словно сказал какую-то приятную вещь.
Вечно в приталенных костюмчиках, с зализанными гелем темными волосами, и с идеально выстриженной бородкой, пиар-менеджер, которого обязана иметь каждая уважающая себя звезда, раздражал Данте, стоило ему включить режим папочки.
— Ок, Майк, — Данте устало прикрыл веки, и потер глаза костяшками.
Он давно уже выучил, что чем меньше будет поддерживать диалог, тем меньше нравоучений услышит.
Мужчину, кажется устроил подобный ответ. Мимолетная кротость от взбалмошной и склонной к скандалам звезды, была ещё той щедростью.
Данте был уверен, что он его ненавидит, но возможность делать на нем неплохие деньги, уже не первый год перевешивала чашу весов.
Он вернулся в гримерку, бросая телефон на столик, и игнорируя очередной пустой треп.
Кто сказал, что музыкальный коллектив в реальной жизни такой же дружный и гармоничный как на сцене, что это обязательный пункт? А возможно, только «Blood flegetton», выбивалась из общепринятых норм.
— Готов к выступлению, Данте? — Сэм оставил гитару в покое, перекидывая через плечо свои длинные волосы.
Длинные, шелковистые. Ему бы снимать дешёвые рекламки о пользе того или иного шампуня, глупо обнажая зубы на камеру.
Как баба, ей-Богу.
— Какого черта я здесь по-твоему делаю, Сэмми?
Данте протер взмокший лоб, и схватил с пошлого, ярко-малинового дивана, тонкое полотенце.
— Тебе надо расслабиться. На сцену нельзя выходить на грузе. Толпа чувствует твой настрой.
— Да мне насрать, что она там чувствует,— пробурчал Данте, перевязывая полотенцем татуировку на плече.
— Мамочка не должна видеть, чем ты занимаешься?— ухмыльнулся Адам, разливая по бокалам темную жидкость,— не хочешь нюхать, хотя бы бухни. На.
Может быть, и правда не мешало немного расслабиться? Было какое- то неприятное предчувствие, череп сдавливал несчастный мозг, будто бы пытаясь выдавить из него все строчки, все мысли.
Раз. Два. Три.
Данте прикрыл глаза, обжигая горло заботливо предоставленным спиртным.
В его райдер никогда не входило дорогое пойло, экзотические фрукты, которые были в изобилии, дабы удивить местных сучек.
Данте вообще не понимал, зачем кого-то нужно удивлять?
Она пришла сюда явно не для того, что бы выпить или сожрать папайю.
Она пришла сюда стащить свои трусы и сесть на член одному из них.
Как же банально.
Ты вроде бы делаешь крутую музыку, работаешь над текстами. А им все равно. Просто снять трусы и сесть на член.
И наплевать, что ты играешь и как поешь.
Они наверняка представляют, что секс с рок-звёздами, является поддержкой искусства.
— Ты бы хоть на камеру улыбнулся, опять на постере твоя гнусная, хмурая рожа, — третий участник группы Кевин, пнул коленом плакат свисающий с дивана.
— Наш малыш в образе, не трогай его, — хохотнул Сэм, перебирая пальцами длинные пряди.
— Ты их нарастил что ли? — брезгливо сморщился Данте, не выдержав этого самолюбования, со стороны Сэма.
— Ну кто-то же должен соответствовать образу рокера, — он довольно ощетинился.
— Я давно вырос из стереотипов, как Адам из своих кожаных штанов, — бросил Данте, впервые радуясь суетливому Майку, вернувшемуся в гримерку.
Он уже хотел туда. Хотел вдохнуть в свои легкие весь этот спертый воздух предвкушения, и не оставить никому и капли. Обхватить пальцами микрофон, прикрыть глаза, и болезненно-хриплым голосом взорвать весь зал, как опытный террорист.
— От вас так и веет скукой и меланхолией. Проснитесь ребята, вы не «Placebo», зал должен хотеть вас, зал пришел зажигать, а не пустить слезу, с единственным желанием— покончить с собой,— парировал Майк, приглаживая свою бородку,— и что я тут только делаю...
— Зарабатываешь сумасшедшие бабки,— ухмыльнулся Данте, обращаясь вслух, к скандирующей толпе.
Вот ведь еще одна необъяснимая традиция, которая не нарушается никем и никогда: не выходить на сцену вовремя.
Заставить зал рвать и метать. Разгорячить их тела до температуры кипения, чтобы любовь, нетерпение и желание, смешалось с ненавистью и желанием разорвать тех, кто в конечном итоге, выйдет на сцену.
Обязательно выйдет.
Это как наркотик, то, что вызывает мгновенную зависимость. Крики. Признание. Эхо чужих голосов поющее твои песни. Знающее каждую букву, каждый мотив, это уже давно часть тебя. Без этого уже давно невозможно.
— Я хочу станцевать на ваших костях, ребята! Вы готовы предоставить мне их?!!
Крики усиливаются, если это вообще возможно. Гитара ревет в оглушительном приветствии, осыпаются битым стеклом на пол тарелки.
— Вы готовы? — Данте крикнул сгибаясь пополам, и сжимая пальцами микрофон.
Толпа обезумевши орет, но ему недостаточно этого. Он здесь король. В каждом его слове власть. И ему было необходимо постоянно находить в этом подтверждение.
— А теперь тихо, — Данте поднес к губам палец, с черепками на костяшках.
Гробовая тишина окутала несколько тысяч человек. Каждый внимал. Каждый боялся пропустить что-то важное.
— Если бы началась война, у меня была бы самая послушная армия, — Данте коротко хохотнул, испытывая как от парализующего кайфа бегут по коже мурашки.
Воздух, пропитанный потом, удовлетворением, желанием и восхищением.
Он бы хотел встретиться глазами, со своей музой, но у нее уже болела голова от его музыки.
Обратная сторона медали.
Тебя обожают тысячи, а та самая, неприятно морщится, когда ты врубаешь ей новый сингл.
Ну и пофиг.
Кого это парит, если вместо пары глаз, он видит в сто раз больше?
— Как насчет слэма? Я хочу, что бы вас нереально колбасило. Хэдбэн тоже приветствуется, девчонки, распустите ваши шикарные волосы!
Данте подошел к краю сцены, замечая одну, очень яркую особу.
